Чтения и рассказы по истории России

Но отношения Польши были иные. Мы уже упоминали о крайней слабости этой державы, обнаружившейся особенно во второй половине XVII века, – слабости, которая отнимала у нее всякую самостоятельность, делала из нее арену, где ближние и дальние государства должны бороться за свои интересы. Борьба эта особенно усиливалась, когда наступало время королевских выборов. Так, в конце XVII века соседние государства были чрезвычайно взволнованы королевскими выборами в Польше по состоянию тогдашних дел в Европе. Уже было сказано, что в это время господствовало сильное раздражение против властолюбия Франции, против ее короля Людовика XIV. Постоянной союзницей Франции была Турция, служившая для Франции орудием для отвлечения Австрии от вмешательства в европейские дела, от союзов, заключавшихся против Франции. Легко понять, как выгодно было для Франции иметь сильную партию в Польше, посадить там королем когонибудь из своих принцев или, по крайней мере, когонибудь из своей партии, чтобы по соседству с Австрией приобрести новое орудие для отвлечения ее сил. Но легко понять также, как для Австрии было важно, чтоб французские замыслы не удались, чтоб на польском престоле был ктонибудь свой или чужой, только не француз и не из французской партии. О том же должна была хлопотать и Россия, которая находилась в одинаковом с Австрией положении относительно Турции; она была также в войне с Турцией и должна была надеяться, что по ее отношениям к христианскому народонаселению Турции вражда между нею и Портой будет постоянная и самая сильная; а пустить на польский престол французского кандидата значило пустить естественного союзника Турции. Вот почему Петр так энергически объявил себя против французского кандидата на польский престол, принца Конти; он уже придвинул свое войско к границам Литвы, чтоб силой противиться его избранию, и торжествовал как победу отстранение Конти, избрание его соперника, курфюрста саксонского Августа. Избрание Августа успокаивало Австрию, Россию: на престоле польском не будет союзника Франции и Турции; но могла ли быть покойна сама Польша? Государство сильное может безопасно призвать государяиностранца, владельца чужой земли; Англия, например, могла безопасно признать своим королем ганноверского курфюрста; но что позволительно сильному, того слабый не может делать безнаказанно. На польском престоле немец и владелец одного из самых значительных немецких государств, Саксонии.

В раздробленной Германии уже обозначилось то явление, что усиливаются ее владения, находящиеся на востоке, усиливаются на счет других иноплеменных народов, преимущественно славянских. В Германии, как и во всякой другой стране, собрание земли, объединение могло произойти одним путем: сильнейшее владение малопомалу должно было подчинить себе все слабейшие, в Германии это явление запоздало; но при благоприятных условиях оно могло произойти, и легко понять, как в этом отношении было важно усиление одного из германских владений чем бы то ни было, как бы то ни было. Ни одному германскому владельцу не было возможности усилиться прямо на счет своих товарищей, других владельцев; императорское достоинство по крайней ограниченности средств главы империи не могло этому содействовать, и оставалось одно средство усилиться – сначала на счет чужих, и этим приобрести возможность усилиться потом и на счет своих. Гогенштауфены пытались усилиться на счет Италии; но попытка, благодаря папской силе, кончилась очень печально для знаменитой швабской династии. Счастливее были восточные династии, восточные германские владения. Габсбурги, владельцы очень небольшой немецкой области, Австрии, браками и духовными завещаниями образовали обширную монархию из разных чужих элементов, преимущественно славянского. Пример счастливой Австрии не мог остаться без подражания, тем более, что Австрия не все захватила, оставалась еще богатая добыча – Польша, государство обширное, но совершенно беззащитное от крайней внутренней слабости.