Чтения и рассказы по истории России

Эти явления показывают нам, с каким обществом имело дело преобразование. В подобном обществе нет безопасности для слабого, и мы видели, как, вследствие этого, женщину надобно было спрятать в терем. Но это удаление женщины, бывшее необходимым следствием грубости нравов и отсутствия безопасности, в свою очередь, производило еще большее огрубение нравов, ибо мужчина не привыкал сдерживаться присутствием существа, которому христианская цивилизация Европы дала нравственное величие, окружила уважением, противоборствуя материальным стремлениям в отношениях человеческих, заставляя сильного служить слабому, и ум не забываться перед чувством. Христианская цивилизация Европы признала в разделении человека по полам, на два пола, – первый, основной акт развития, т. е. разделения занятий. Это разделение занятий, предоставляющее мужчине внешнюю общественную деятельность и женщине – внутреннюю, домашнюю, лежит в основе цивилизации, сущность которой состоит в разделении занятий вообще, или в том, что мы называем развитием. В состоянии варварства человек делает все или большую часть нужного ему самому, и потому одинок, потому дик; в состоянии цивилизации человек делает одно чтонибудь и потому может делать хорошо, совершенствовать свое дело, в отношении к другим необходимым предметам находится в зависимости от деятельности других и потому связывается с другими тесной органической связью, и люди необходимо становятся ближними друг другу. В словах «Не добро быти человеку единому» выразилось благословение развития, благословение цивилизации, которые и начались с разделением человека, с появлением жены подле мужа, Евы подле Адама, ибо здесь началось разделение занятий. Женщине представлена была внутренняя, домашняя жизнь, которой главное дело – воспитание человека, требующего для своего нравственного развития и крепости продолжительного согревания теплотою женского материнского чувства. Но человек воспитывается для жизни общественной; отсюда необходимое требование от воспитывающего – требование знания этой жизни; а знание общественной жизни невозможно без участия в ней. Таким образом, отчуждение женщины от участия в общественной жизни и от того, чем возвышается и украшается общественная жизнь, противоречит ее значению, значению воспитательницы человека, представительницы и охранительницы наряда (порядка) внутренней, семейной, домашней жизни, ибо здесь, в этой жизни, муж, сын и брат должны находить обновление сил для деятельности общественной. Нельзя отнять у женщины участия в общественной жизни точно так, как преступно втягивать ее в общественную деятельность и нарушать основное в человечестве разделение занятий, разрушать основу цивилизации. Естественно было стремление нашего древнего общества удалить женщину из общества, не представлявшего для нее ни физической, ни нравственной безопасности. Но мера была отчаянная; сильное лекарство, свидетельствуя о силе болезни, не могло, в свою очередь, не оставить вредных следов в общественном организме. Общественная жизнь от удаления женщины еще более бледнела и грубела, а мужчина, не находя дома «помощи, приличной ему», беднел и грубел нравственно. Не исполнялась воля бога, создавшего женщину, чтоб человек имел помощь, приличную ему, как говорит писание, и женщина теряла свое значение: запертая и припрятанная, она становилась вещью, товаром; человек терял данное ему творцом право искать себе помощь, приличную ему, и брак нисходил на степень торговой сделки. Петр прекратил затворничество женщин, приказав приглашать их в общественные собрания; запретил рядовые сговорные записи, составлявшиеся в приказе крепостных дел; велел прежде венчания быть обручению за шесть недель, чтоб дать время жениху и невесте узнать друг друга, причем, в случае если не понравятся друг другу, получали свободу отказываться от вступления в брак. Русский человек перестал быть одинок в обществе и получил возможность иметь помощь, приличную ему. Но, уничтожая затворничество женщины, возвышая ее достоинства, Петр возвышал и достоинство человека вообще: запрещено было подписываться уменьшительными именами, падать пред царем на колени, зимою снимать шапки пред дворцом. Петр говорил: «Какое же будет различие между богом и царем, когда воздается равное обоим почтение? Менее низости, более усердия к службе и верности ко мне и государству – вот почесть, принадлежащая царю». После этого не вправе ли историк сказать, что он изображает дела великого народного воспитателя?

Чтение десятое