Чтица Слов

У кромки леса, когда дом скрылся из виду, Трауш поднял Тео на вытянутых руках и всмотрелся в краснеющие глаза. Туманы вплелись ребенку в жиденькие волосенки. Вползли в нос и уши. Нащупали грязь канала и начали вычерпывать её, взамен позволяя питаться магией Трауша. Ребенок сопротивлялся, но инстинкт пожирателя взял свое: и вскоре он с жадностью поедал отцовский резерв. Стихия в Тео бунтовала, непривычная ко вкусу теневой магии (материнская, наверняка, была слаще и вкуснее).

Во рту горчило. Ребенок успел вобрать столько из канала, что Трауша начало подташнивать. Вскоре его шатало. Кости сковывал озноб, как при предсмертной горячке.

- Что вы делаете? - бормотала кормилица. - Вы погубите себя...

Он отмахнулся от неё звериным ревом и продолжил обнимать Тео туманами. Ребенок выздорвавливал. Начинал осмысленно крутить головой и даже всхлипывать - от холода.

Понадобилось истощить себя до дна, чтобы сын очистился от скверны. Он вновь заплакал, но плачем обычного младенца. Чуть обиженно. И бесконечно трогательно. Так, что захотелось прижать его к себе и защитить от всего мира.

Не верится...

Трауш мог потерять своего сына. Лишиться его... Такого розовощекого и крикливого. С хитрющими глазами и материнскими губами.

- Сольд ничего не расскажешь, поняла?

Кормилица тупо закивала и продолжала кивать даже тогда, когда Трауш, укутав малыша в свою куртку, пошел в сторону дома.

Посреди прогулки на Сольд хлынула волна тревоги. Непонятной, и оттого особенно пугающей. Недоброе предчувствие драло грудь, и Сольд спешила домой.

А в детской спальне увидела столь невероятное, что застыла в дверях. Тео грелся на руках Трауша, и высокий лорд хрипловато, совершенно не попадая в ноты, нашептывал ему колыбельную.

- Мне её мама пела, - смутился он, завидев жену. - Только у неё голос был... и слух.

- У тебя прекрасно получается. Как вы тут? - А сама еле сдержала всхлип.

Неужели всё наладилось?..

- Мы - отлично. Тео, пойдешь к маме?

Малыш причмокнул во сне и схватился малюсенькой ручонкой за палец отца.

Эту ночь они провели втроем, невозможно счастливые...

...Ранним утром, едва солнце взгромоздилось на горизонте, из столицы примчался гонец. Но просил он, к удивлению Трауша, не лорда, а леди.

Сольд, зевающая и сонная - впервые за много ночей она прекрасно спала, но всё равно не выспалась, - вышла на крыльцо.

Гонец склонился в поклоне до самой земли.

- Вам письмо из королевства людей. От семьи Берков, - добавил он, вытаскивая конверт.

- От Иттана Берка? - Сольд улыбнулась.

- Нет. - Покачал головой гонец. - От некой Таи.

Действительно. На конверте, запечатанном сургучем с оттиском герба дома Берков, аккуратным (явно аристократическим почерком) было выведено: «От Таи Берк. Для Сольд Вир-дэ. Передать лично в руки. Срочно».

Кто такая эта Тая? Неужели жена Иттана?

- Ну что вы стоите на пороге. Проходите, вас покормят. - Сольд посторонилась, пропуская потерявшего дар речи (правители его до сих пор не кормили) гонца.

А сама вскрыла конверт.

5.

В столицу людского королевства они пробрались тайно - сквозь сумеречный туннель. Маги Янга не засекли двух гуляк между мирами, что при колеблющемся магическом фоне и неудивительно. Открывались и захлопывались завесы, сыпались одиночные твари - кому в такой обстановке есть дело до ничтожного разрыва?

Улочка, на которой они очутились, была безмятежно тиха. Такое безмолвие присуще лишь богатым районам, где с приходом темноты в домах разжигают камины, и семьи собираются в уютных гостиных, чтобы обсудить минувший день. Здесь вечерами не бегает детвора, потому как дети аристократов приучены к покою, а их отцы и матери считают ниже своего достоинства высовываться наружу в потемках.

Потому жизнь останавливается до утра.

- Ух ты, неужели за столько лет я не забыла, как выглядят эти места. - Сольд дернула плечом, поправила съехавший с волос капюшон плаща. До Янга по туннелю их вела она, потому как единственная могла четко представить, где им следует выйти. - Дом Иттана где-то... - Посмотрела по сторонам. - Там.

Трауш шел чуть впереди, оберегая жену от возможного нападения. Туманы его ощупывали округу. Но, кроме одинокой повозки, запряжённой изнуренной лошадью, навстречу никто не попался. В окнах горел свет. Улица нежилась в тепле и сытости.

Их пустили в поместье Берков, не задавая никаких вопросов, но глава дома был бескрайне удивлен, что правители Пограничья требуют общения наедине не с ним и даже не с его сыном, а с какой-то безродной девушкой.

Тая.

В своем письме - составленном несуразно, зато полном переживаний - она детально описала их, Сольд и Трауша, прошлое, а о себе поведала коротко: «Я умею перестраивать Слова». О том, что рынди называют величайшим даром, она рассказывала так, будто стеснялась. Между делом. Мол, к слову пришлось, и не более.

Трауш жаждал увидеть Таю лично: или чтобы убедиться в её неповторимости, или чтобы почувствовать фальшь.