Чтиво

— Я… вот уж не думал.

— Он считает, так будет драматичнее. Живые писатели теряют в романтичности.

— М-да.

— Вы доставите ему немыслимую радость. Всю жизнь он об этом мечтал.

Пфефферкорн молчал.

— Что это? — спросила женщина. Он проследил за ее взглядом на неотправленные письма. — Можно?

Пфефферкорн хотел отказать, но потом разрешил:

— Валяйте.

Пока жена Жулка читала письма, он в сотый раз прикинул вариант нападения. Если Жулк собирается его убить, это, наверное, последний шанс сбежать. Так, порядок действий: схватить цепь, обмотать вокруг шеи женщины и затянуть, упершись коленом в ее спину. Сердце бухало. Ладони взмокли. Он изготовился. И не шевельнулся. Не смог. Тренировки, мать их за ногу. Все впустую.

Женщина прочла письма. Глаза ее покраснели, на щеках блестели влажные дорожки. Она аккуратно свернула листки и положила на стол.

— Ведь можете, когда захотите.

Помолчали.

— Спасибо, — сказал Пфефферкорн.

— Не за что.

Помолчали.

— Конечно, я несчастлива, — сказала она.

Пфефферкорн промолчал.

— Я не могу иметь детей.

Помолчали.

— Всей душой сочувствую, — сказал Пфефферкорн.

Фартуком она отерла глаза и засмеялась. Смех ее походил на скрипучий клекот, в котором слышались разочарование жизнью и предчувствие новых несчастий. Она смяла фартук в кулаке.

— Не поверите, он заставляет это носить.

Пфефферкорн усмехнулся.

— Я жена премьер-министра, черт бы его побрал. — Она покачала головой и опять рассмеялась. Потом шагнула к Пфефферкорну. Он уловил знакомый запах прогорклого мыла и дешевой косметики. Обветренные губы женщины приоткрылись. Казалось, она готова его поцеловать. Пфефферкорн напрягся. — Идемте, если хотите жить, — сказала она.

99

Цепь не позволяла видеть все пространство за решеткой. Пфефферкорн был слегка разочарован, когда оказался в коротком бетонном коридоре, заканчивавшемся обычной деревянной дверью.

— А где охрана? — шепнул он.

— Нету.

Женщина открыла незапертую дверь. Они вошли в квадратный бетонный предбанник: винтовая лестница (никакой вычурности, обычные железные ступени, по спирали уходившие в узкую шахту), две деревянные двери справа, еще одна слева. Ничего похожего на узилище для мучеников пера.

— Сигнализация не сработает? — прошептал Пфефферкорн.

— Нету никакой сигнализации. Шептаться необязательно.

Жена Жулка открыла ближнюю правую дверь. Они очутились в небольшой, десять на десять футов, кладовке. Вдоль стен стояли безыскусные железные стеллажи. На полках лежали рулоны однослойной туалетной бумаги, стопки постельного белья гостиницы «Метрополь», коробка с мылом, пачки бумаги и упаковки шариковых ручек. На крючке висел сильно мятый белый спортивный костюм. В углу притулилась тачка. Присев на корточки, с нижней полки женщина достала сумку на колесиках и, выпрямившись, кивнула — мол, ваше, забирайте.

Пфефферкорн раздернул молнию. Невероятно, все на месте. Он взглянул на спутницу. Та пожала плечами:

— Драгомир никогда ничего не выбрасывает.

Она прикрыла глаза, пока Пфефферкорн облачался в наряд злабийского козопаса. Все было впору, но шестидюймовые каблуки не особо годились для побега из тюрьмы. Он отпихнул башмаки и вновь надел тапки.

— Сносно, — сказала женщина, окинув его критическим взглядом.

Дезодорант-электрошокер и зубную щетку-нож Пфефферкорн спрятал в карманы рубахи. Мыло-контейнер и одеколон-растворитель — в задние карманы штанов. Денежную скатку и не отслеживаемый телефон засунул в гетры. Фальшивый паспорт приладил в трусы.

Женщина подала ему неотправленные письма и не дописанный финал поэмы:

— Не забудьте.

Пфефферкорн пристроил их к мылу. Он раздумывал, что делать с мятными леденцами, но женщина забрала у него жестянку.

— Там вовсе не конфеты, — сказал Пфефферкорн.

Она опустила жестянку в карман фартука:

— Я знаю.

Пфефферкорн взглянул на нее.

— Поспешите, — сказала она. — У нас мало времени.

Соседняя комната оказалась кухней. На прилавке стояли плетеная корзина с корнеплодами, большая терка в засохших овощных струпьях и стопка грязных подносов. Женщина заставила Пфефферкорна выпить две чашки чая. Потом усадила его на табурет, а сама раскрыла набор с наклейками и пробежала инструкцию.

— Главное, не забыть ватную палочку, — сказал Пфефферкорн.

— Я умею читать.

На грим ушли весь лак и все наклейки. Женщина потерла кухонную лопатку о фартук и вместо зеркала поднесла Пфефферкорну.

Усы бросали вызов усам Блублада.

Вернулись в кладовку. Женщина сняла с крючка белый спортивный костюм, оказавшийся защитным комбинезоном. Пфефферкорн собрался расстегнуть молнию, но его остановили:

— В туалет не нужно?

Пфефферкорн прислушался к себе.

— Пожалуй.

Комната за третьей дверью была точной копией его камеры: тюфяк, параша, слив. Только вместо книг на столе жалкий набор дешевой косметики и пластмассовый гребешок с застрявшими волосками. Смятая засаленная подушка, сбитое одеяло.

Все это время жена Жулка обитала по соседству.

Пфефферкорн воспользовался парашей и вернулся в кладовку. Женщина уже расстегнула безразмерный комбинезон. Пфефферкорн забрался в штанины и продел руки в рукава.

— Где ваш муж? — спросил он.