Чтиво

— Господи, Арт, какая разница? Не в том дело.

— Ну? И что ты ответил?

— Что я мог ответить? Сказал, все сделаю, и кинулся тебя предупредить. Ну давай, хоть на минуту соберись.

Пфефферкорн высвободился из его хватки, подбоченился и посмотрел на океан.

— Я не хочу уезжать, — сказал он. — Здесь мне нравится.

— Выбора нет.

— И потом, терпеть не могу автобус.

— Господи боже мой. Будь благоразумен.

— Давай сменим тему, хорошо?

— Сейчас не время…

— Я знаю, но говорить об этом не хочу. Понятно?

Билл вытаращился.

— Давай о чем-нибудь другом, — сказал Пфефферкорн.

Билл молчал.

— Вспомним старые деньки. — Пфефферкорн улыбнулся. — Было весело, да?

Билл не ответил.

— Пожалуйста, отзовись, — сказал Пфефферкорн.

Билл не сводил с него взгляда.

— Помнишь, я вел твою машину и нас тормознули? — спросил Пфефферкорн.

Лицо Билла чуть размякло.

— Ты помнишь?

— Не время вспоминать.

— Ответь, ты помнишь или нет?

Ветер стих, нахлынула тишина. Даже чайки смолкли.

— Если отвечу, ты меня выслушаешь? — спросил Билл.

— Просто ответь на вопрос.

Долгое молчание.

— Помню, — сказал Билл.

— Отлично. Превосходно. Ну и? Что было потом, помнишь?

— Как такое забудешь? Полгода от бардачка несло писсуаром.

— А помнишь историю с веслами на деревьях? О чем мы только думали?

— Черт его знает.

— Скорее всего, не думали вообще.

— Ты всегда думал, — сказал Билл. — Наверное, увидел в том какой-то символ.

— Я был вдрызг пьяный.

Билл широко улыбнулся. Пфефферкорн очень любил и всегда ждал эту улыбку. Сейчас в ней таилось отчаяние, но все равно он вновь почувствовал себя пупом земли. Не желая, чтобы она угасла, он задал новый вопрос:

— Что еще ты помнишь?

— Арт…

— Говори.

— Все помню.

— Правда?

— Конечно.

— Тогда рассказывай. Рассказывай все.

Шли вдоль берега. Рычал и плескался прибой. Колокол отбил десять ударов. Шли дальше. Плотный холодный песок сиял, словно танцпол. Колокол прозвонил одиннадцать раз. Память вела археологические раскопки, воссоздавая разрушенный облик прошлого. Песчаная коса уперлась в утес, нависший над океаном. Волны шарахались о камни, оставляя витые пенистые следы, похожие на лассо. Пфефферкорн и Билл привалились к источенной водой скале.

— Берлин, — сказал Пфефферкорн. — В два часа ночи ты вышел из комнаты.

— Раз ты говоришь…

— Хорош придуриваться.

— Ну помню, помню.

— Куда ты ходил?

— Встречался с девушкой, куда еще.

— Что за девушка?

— Мы познакомились в парижском поезде.

— Не помню никакой девушки.

— Ты дрых. Мы столкнулись у туалета. Поболтали и условились завтрашней ночью встретиться в парке возле дома ее тетки.

— Ничего не сказал, просто взял и смылся.

— Кончай, Арт. Что я должен был сказать?

— Боялся, что я разболтаю Карлотте?

— Мысль мелькнула.

— Неужели ты думал, я тебя продам?

— Говорю, мелькнула.

— Пусть я завидовал, но я же не сволочь.

— Я знал про твои чувства к ней.

— И что?

— Подумал, ты кинешься ее защищать.

— А как насчет моих чувств к тебе? — спросил Пфефферкорн.

Помолчали.

— Ты меня любил, — сказал Билл.

— То-то и оно, пропади ты пропадом, — сказал Пфефферкорн.

Помолчали.

— Прости. Надо было сказать.

— Да уж.

— Извини. Пожалуйста.

— Ладно, проехали, — сказал Пфефферкорн. — Карлотте признался?

Билл кивнул.

— Рассердилась?

— Слегка. Знаешь, у нас были не те отношения.

Пфефферкорн не стал уточнять, что значит «не те».

— Интересно, а что ты подумал насчет моего ночного ухода? — спросил Билл.

— Не знаю. Секретное задание.

Билл засмеялся:

— Вынужден огорчить.

Помолчали. Прилив поднимался.

— По телефону я слышал, как плачет ребенок, — сказал Пфефферкорн.

Билл кивнул.

— Мальчик, девочка?

— Мальчик, — сказал Билл. — Чарльз.

— Чарльз, — повторил Пфефферкорн.

— Они зовут его Чарли.

— Мне нравится.

Помешкав, из нагрудного кармана Билл достал маленькое фото.

Пфефферкорн разглядывал внука. На деда не особо похож. Конечно, дочь-то больше пошла в мать. Волосы темные, выбились из-под лыжной шапочки. Глаза голубые, но это ничего не значит. Дочь тоже родилась синеглазой, а потом стала кареокой красавицей. Все меняется.

— Он прелесть, — сказал Пфефферкорн.

Билл кивнул.

— Есть второе имя?

Билл опять помешкал.

— Артур.

Помолчали.

— Можно оставлю? — спросил Пфефферкорн.

— Да, это тебе.

— Спасибо.

Билл кивнул.

— Значит, ты ее видел?

— Нет, но наслышан.

— И как она?

— По-моему, справляется. Конечно, тоскует по тебе. Однако живет своей жизнью.

— Другого и не надо. Правда, я совсем не в восторге, что оставил ее с ним.

— Думаешь, найдется такой, кто приведет тебя в восторг?

— Вряд ли.

— Ну вот.

Пфефферкорн кивнул. Махнул снимком:

— Еще раз спасибо.

— Пожалуйста.

Пфефферкорн спрятал фото в карман.

— Ты хороший писатель, — сказал он. — И всегда был.

— Врать-то зачем?

— Я не вру. У тебя талант.

— Приятно слышать.

— Прими как комплимент.

— Ладно.

Помолчали.

— Вот чего я не пойму насчет этой сделки, — сказал Пфефферкорн. — Ты же вроде как умер?

Билл кивнул.

— И вдруг выпускаешь новую книгу?

— Под своим настоящим именем.

— Ну наконец-то! — рассмеялся Пфефферкорн.

— Удивлюсь, если продажа превысит дюжину экземпляров.

— Но ведь ты пишешь не ради тиража.

— Нет.

— И все же, зачем им это? — спросил Пфефферкорн. — Какая выгода?