Что будет, если я проснусь

– Не порвёт, – спокойно ответила бабушка и усмехнулась. – И потом, какой же праздник, если не пошуметь немножко? – она встала с кресла, наклонилась к самому моему уху и прошептала: – За своё счастье надо бороться. У меня жизнь была очень нелёгкая, но я никогда не сдавалась.

Бабушка вздохнула, с трудом разогнула спину, и не спеша вышла из комнаты.

Когда я пришёл к Тане, чтобы пригласить её к нам на Новый год, Наталья Васильевна встретила меня с улыбкой и предложила войти.

– Таня печенье готовит, – шепнула она, показав рукой в сторону кухни.

Со стороны их маленькой кухни и правда веяло ароматом свежей выпечки, сладким и пряным. Я снял куртку и ботинки и прошёл по коридору. Из-за вкусных запахов в животе заурчало. Таня на кухне стояла с противнем в руках и снимала с него печенье, красиво укладывая на блюдо.

– Привет! – сказал я.

Таня посмотрела на меня и кивнула. По её щекам текли слёзы.

– Никогда не видел такого способа печь печенье, – неуклюже попытался пошутить я. – Что, со слезами вкуснее получается?

– Завтра понедельник, – пробормотала Таня, поспешно вытирая щёки.

– Я знаю. А что, в понедельник должно что-то произойти? Катастрофа какая-нибудь?

– Я возвращаюсь в школу завтра, – ответила Таня. – И я боюсь. Понимаешь, мне страшно. А если меня опять начнут дразнить. Если…

– Если они попытаются тебя обидеть, я объясню всем, как надо с тобой себя вести. Популярно, – я даже рассердился. – Ты ещё и в класс не вошла, а уже боишься.

– Ты не понимаешь. Тебя не дразнили. Не обзывали больной, ненормальной. Не танцевали на твоём пиджаке.

– Вот танцев я точно не припомню, – ответил я и улыбнулся. – Но то, что меня дразнили, да ещё и как, я помню очень хорошо.

– Тебя? – изумлённо приподняла брови Таня.

– Я был маленьким второклашкой, самым длинным и тощим в классе. У нас тогда в семье с деньгами было туго, и я плохо одевался. Меня обзывали, пинали мой портфель или подсовывали туда всякое дерьмо, пока я не набросился на одного из тех, кто это делал, и не отдубасил хорошенько. Я был слабым, но разозлился так, что отколошматил его. Я думал, после этого они соберутся вместе и изобьют меня. Но получилось наоборот. Меня зауважали. После этого я не боялся никого и ничего.

– Я не знала, – Таня посмотрела на меня, вытирая слёзы. – Это здорово.

Я улыбнулся:

– Что здорово? Что меня дразнили?

– Нет, что ты справился.

– Придёшь к нам в гости на Новый год? – спросил я.

– Я думаю, твои родные вряд ли будут мне рады.

– Будут. – сказал я. – Ты даже не представляешь себе, насколько.

Это была правда – в младших классах меня травили. Есть звери, которые охотятся не ради еды, а ради развлечения. С некоторыми из них я познакомился в школе. Все они считались славными добрыми ребятами, некоторые даже исправно получали награды, а их родители рыдали от счастья над благодарственными письмами. Но в их душе сидел стадный зверёк, который чувствует себя хорошо и надёжно только среди своих. Он радуется только тогда, когда бежит, почти не касаясь лапами земли, за маленькой живой игрушкой. Я долго не понимал, за что меня так. Конечно, я был выше всех и очень худощав, молчалив и любил читать. Но я и представить не мог, что это вызовет такое сильное желание меня травить. Я избегал и бегал, я прятался и ускользал, но только не жаловался. Жаловаться было нельзя, ни в коем случае. И однажды, когда один из моих мучителей, пятиклассник, нагнал меня первым и ударил по спине кулаком, я понял, что делать. На следующий день он пришёл в школу с разбитым лицом, у меня под глазом светился фингал, моих родителей вызывали в школу. Но результат был достигнут. Стая отступила.

Таня вернулась в класс. В школе всё было по-старому, кроме одного. Мушинский куда-то испарился. Я даже не стал никого спрашивать о нём.

А ещё мы каждый день приходили в гараж, пока там никого не было, я играл на гитаре, а Таня пела. Я дал ей слова наших песен. Таня учила их, вникая в тексты. И постепенно что-то менялось в ней. Будто музыка помогала ей раскрыться, стать смелее. Хотя, конечно, иногда ей было нелегко. На уроках Таня часто отвлекалась, смотрела в окно или что-то рисовала в тетради. Но, как ни странно, отношение к ней в классе изменилось. С ней начали потихоньку общаться девчонки. Все, кроме Риты. Марго и меня не удостаивала взглядом. Лишь однажды подошла и зло прошипела:

– Из-за тебя и твоей дуры Борю чуть не исключили из школы. Родители с трудом перевели его в другую.

– Сочувствую. Он ведь подавал такие надежды, – с грустью ответил я.

– Козёл! Сволочь! Я тебя ненавижу! – крикнула Ритка и выбежала из класса со слезами.

Любовь, любовь…

Сегодня родители опять завели разговор об институте. Непринуждённо подталкивая меня к хоть какой-то определённости, мама заодно пыталась примирить меня и отца. Надо отдать ей должное, дипломат из неё получился бы неплохой. Но когда я сказал, что хочу стать психологом, отец прямо-таки взъярился.

– Что это за профессия! – отец орал вдохновенно, у него даже уши покраснели. – Бабская какая-то!

– Алёша! – воскликнула мама. – Выбирай выражения.