Что будет осенью с Розой

— Язык без костей! — горестно ахнула старшая, названная Габриэллой. — Иди же немедленно….

Но Кристина больше не слушала — слово «порка» оглушило ее. Что это ещё значит? Кристине показалось, что она совсем проснулась, захотелось тотчас выглянуть в коридор. Выйти ей прямо сейчас? или подождать, пока шаги и разговоры затихнут? Куда отнести пустую посуду?.. и свеча…. Кристина спала, не раздеваясь, полусидя на кровати в неудобной позе, и не слышала, как открывалась дверь, как в тесном проходе между кроватями шелестят осторожные шаги и почти неслышное «ффу» сдувает дрожащий огонек с фитиля свечки, оплывающей в медной плошке на тумбочке… Потому, что никто не заходил в комнату-пенал рядом с мастерскими до самого утра, и вторая кровать так и осталась пустой и застеленной…

…И вот пришло утро, наполнено белизной и светом. День, противу вчерашнего, обещал быть ясным и солнечным.

А для Кристины это утро началось на другой кровати, широкой — в ночную каморку не поместиться, — роскошной, застеленной дорогими тканями, раскинувшейся в самом центре длинной мансарды. Мансарда была заполнена светом до краев, нет, через край! Кристина впервые видела такое светлое место! Слепящий белизной шелк и теплое утрене-золотистое сияние, потоком врывающееся через стекла в потолке, через окна, отраженное зеркалом и разбивающееся на мятой фольге-станиоле — белый свет всё не хотел отпустить глаза Кристины-Розы, даже закрытые и веками, и руками…

И этот свет не для нее, — вот как оказалось! Наверное, для нее остались лишь грязь, дождь и тьма!

Не надо ее выгонять! Не надо ничего говорить! Она все поняла, она уйдет, она уже уходит сама!

Кристина вскочила с белоснежного шелкового ложа. Одним духом, легко она сбежала по длинной лестнице и бросилась прочь, оставив за спиной серебряную надпись: «Ателье «Хрусталь». Одежда и ткани», что так покорила ее вчера…

4. Поражение и сражение

У нее ничего не получилось! Она не годится! Негодная! Негодная!

Кристина бежала, будто слепая, растирая ещё не вытекшие слезы по ладоням, по щекам и губам, пока не наткнулась на кого-то в толстом, грубом, резко пахнущем пальто, и в ужасе услышала:

— Лапка! Лапка моя!

Это какой-то кошмар, и нет ему конца! Вот как сходят с ума!

Кристина рванулась назад и упала, ударившись обеими ладонями и копчиком, и бедром. Холод и грязь. Навсегда. Она выброшена в канаву, как мусор. И отвратительный коридорный, невесть как оказавшийся здесь, даже он, кажется, заколебался — подобрать ли?

— А ты думала, уехала — не найду? Найти-то — тьфу!

Нет, он не колебался, он наслаждался чувством хозяина, владетеля, он растягивал это удовольствие, как леденец.

— Вставай, давай, живо, — грязищи-то!

И парень плюнул еще раз.

Кристина почувствовала, как она поднимается из лужи — нет, ее поднимают. Сзади стоял Фокс, по-прежнему в светлом жилете, даже без пиджака.

— Ой, я вас испачкаю!

— Раньше надо было думать.

Фокс недовольно смотрел на свои руки и жилет. Вытащил было платок, взглянул на него и разжал пальцы. Темно-малиновый квадратик ткани упал на грязный тротуар.

— Идем скорее, что еще за капризы. Солнце уйдет!

— Это куда ж это? Никуда она не пойдет! Она — моя девчонка, понял, педрила!

Мальчишка решительно шагнул вперед и потянул руку к Кристине.

— Шел бы ты отсюда, парень.

Голос Фокса звучал невесело. Он отступил вместе с Кристиной в узкий промежуток между двумя домами, куда свисали раструбы двух водостоков.

Мальчишка двинулся следом, по-хозяйски — уж в этих проулках-то он знает толк! Его рука уже нашарила что-то в кармане и, напряженная, на миг замерла.

— Не надо, парень. Оставь, уходи!

Ободренный просительным тоном и жалким видом попавшего в ловушку щеголя, мальчишка достал нож. Еще один шаг… Глаза парня выпучились, рот разинулся в беззвучном стоне — неожиданный удар сзади пришелся напротив сердца, и дыхание встало, словно в спину вонзили кол.

Голова змеи, венчающая стек для верховой езды, была массивной и, наверное, тяжелой. Но Кристина не разглядывала ни металлическую змейку, ни женщину в черной накидке поверх черного же трико, появившуюся за спиной парня.

Кристина смотрела, как из носа, и из губ, и еще откуда-то выше бровей мальчишки брызнула ручейками кровь — это уже Фокс, он наносил удары быстро и точно, с сосредоточенным видом. Кристине сразу вспомнился соседский мальчик, немного похожий на булку — пухлый и белобрысый. По утрам он играл гаммы именно с таким лицом — серьезным и ужасно старательным. Кристине хотелось отвернуться от Фокса, от искаженного страданием окровавленного лица его жертвы, но тогда ей пришлось бы смотреть на женщину — на ее улыбку, исполненную жаркой радости, на блеск опьянения в глазах, ставших яркими, как бриллианты в свете праздничных огней.

Правда, коридорный оказался крепче, чем ожидалось. Он поднял голову — и с хищной улыбкой ужалил ножом, только светлая ткань сказала «жжииик», вмиг разрезанная отточенным лезвием.