Он кладет руку мне на плечи и резким движением подхватывает меня под колени, словно я невесомая. Моя рука хватается за ткань его рубашки. Дождь продолжает бить нас, когда он возвращается под каменную эстакаду.
— Ты чувствуешь себя виноватым из-за того маленького победного танца, когда я подружилась с землей? — поддразниваю я с оттенком сарказма, и хихиканье вырывается из меня.
— Ты действительно упала?
Серьезный голос Луки врезается в меня.
— Я подвернула левую лодыжку, — признаюсь я. — Я в полном порядке.
— Ты не преувеличила драматический обморок, чтобы мне пришлось нести тебя остаток пути?
Его пальцы шевелятся под моей рукой, и ощущение щекотки вызывает у меня приступ смеха.
— Опусти меня! Опусти меня!
Я кричу сквозь каждый вопль своего хихиканья. Острая пульсация в лодыжке уменьшилась.
— Нет. — Он улыбается мне. — Это мой приз за победу.
— Что? Раненая женщина?
Я наклоняюсь к его груди, которую теперь обнажает мокрая ткань его рубашки.
—
Уличные фонари мигают и гаснут.
— Хотя я действительно не ранена. Есть только тупая боль. Ничто не исправит немного льда.
— Мы почти на месте, а потом я тебя высажу.
Я стону в фальшивом протесте. Я пропустила, если это то, на что это похоже, когда его несут. Я чувствую себя невесомой.
— Знаешь, еще никто меня так легко не поднимал.
— Почему бы и нет?
— Не знаю, — шепчу я, — может быть, потому, что я довольно высокая.
— Почему это имеет значение?
Я пожимаю плечами.
Он смотрит мне в глаза. — Это их потеря.
Лука легко перемещается в нашу сухую гавань. Мой пульс учащается. Ладно, это официально, я хочу, чтобы меня везде носили.
Добираемся до асфальта.
— Это было не так уж плохо, не так ли?
Он улыбается, одной из тех заманчивых улыбок, и кладет мое тело на ароматный тротуар.
Я поправляю ноги в своем новом кресле, вытягивая их на земле перед собой, но я не хочу ослаблять руки, обвившие его шею. Держаться за него — это все равно, что с утра первым делом обхватить руками дымящуюся чашку кофе. В нем есть комфорт, который поистине незаменим.
Я дуюсь от его объятий вокруг моего торса. — Это было классно. У тебя очень большие плечи.
— Тебе нравятся большие вещи, Эйвери?
— Да.
Он усмехается. —
Лука становится на колени перед моей ушибленной лодыжкой. Тыльные стороны его пальцев пробегают по моим икрам, оценивая любые другие повреждения, и я срочно хочу, чтобы эти теплые руки нашли путь вверх по моим бедрам к влажным лужицам на моих кружевных трусиках.
— Я не имела в виду, я просто…
Мои легкие резко вздымаются от его прикосновения. Ощущение его ласки меня катапультирует дрожь от основания позвоночника до ключицы, как от сильного удара на карнавале.
— Все хорошо?
Он начинает массировать мое колено, а другой рукой убирает влажные пряди волос с моих глаз.
Я киваю.
— Я только проверю, не опухло ли оно, хорошо? — спрашивает Лука.
Я снова киваю.
Лука расстегивает ремешок моих балеток, и его теплые пальцы заботливо гладят мою левую лодыжку. Ощущение настолько приятное, что у меня вырывается стон. Звук прорезает сильный дождь и эхом отдается под мостом, заставляя его полностью напрячься.
— Ты в порядке? — он спросил.
— Ага. Все в порядке, — говорю я, прочищая горло.
— Похоже на небольшой синяк. Он улыбается, и теплый цвет его радужных оболочек теперь наполнен знакомой тьмой. Лука берет мои руки в свои, складывает мои пальцы между ладонями. — Мне жаль тебя разочаровывать, но я думаю, что вы не так спортивны, как в дни своего талисмана,
Не могу не улыбнуться этому прозвищу.
— Привет! Я очень спортивная.
Я снова игриво шлепаю его по руке.
Он хихикает, как непослушный малыш. Эта мальчишеская ухмылка застыла на его лице. — Спорим, что нет.
— Ну, может быть, я упала нарочно, чтобы отомстить тебе за
Его лицо становится серьезным, и он проводит своими пальцами по подушечкам моих пальцев.
Мы сидим какое-то время, ни один из нас не в состоянии подобрать слова, пока мы слушаем, как капельки танцуют на тротуаре, и наши дыхания обмениваются одним и тем же воздухом. Запах его мускусного одеколона смешивается с влажным асфальтом, и я облизываю губы, желая попробовать.
Моя рациональность колеблется, когда я наклоняюсь к короткому разделяющему нас пространству.
— Эйвери, эта игра между нами, вероятно, подходит к концу, — шепчет он всего в нескольких дюймах от моего рта.
Мой позвоночник ударяется о кирпич, и безудержная дрожь наполняет мое сердце. — Какая игра?
—
Я даже не могу возразить, потому что он прав. Игры