Что было – то прошло

Правда в том, что с тех пор, как последние пару недель я посвящала свое время Plastech, ORO не монополизировал каждую мою свободную мысль. Будущее, которое я создала для себя и которое, как мне казалось, я хотела, было размыто тем, что я была в команде, которая во мне нуждалась.

— Что это за одержимость ORO?

— Я не хочу пытаться объяснить что-то, чего ты не поймешь.

— Испытай меня. Эти слова являются неоспоримой провокацией.

— Карьера Джоанны вдохновила меня на многие профессиональные решения, — говорю я, не понимая, почему слова покидают меня с такой легкостью.

— Как так?

В его чертах есть искреннее любопытство.

— Когда я была моложе, мой отец водил меня посмотреть на Джоанну в действии, и это запало мне в душу.

— Это оно?

Конечно, он предполагал, что это так просто. Как будто наследие Джоанны не имело к этому никакого отношения. Например, влияние ORO не является достаточной причиной.

Он вообще понимает, насколько важна экологическая работа?

— Очевидно нет.

— Ты близка со своим отцом? — спрашивает Лука, и мне не нравится, что я хочу ответить на его навязчивый вопрос.

Я не говорю о своем отце ни с кем, кроме Лили, а когда я пытаюсь поговорить с матерью, она хихикает на эту тему, как будто это ядовитое вещество, готовое снова ее уничтожить.

Я решаю сменить тему разговора, не желая давать ему преимущество передо мной, рассказывая о деликатных подробностях моего прошлого. «Знаешь, теперь, когда ты застрял на этой переполненной лодке на всю ночь, тебе, возможно, придется поговорить с людьми».

— Я сейчас с тобой разговариваю.

— Давай проясним, тебя и твой костюм с завышенной ценой терпят, пока я смиряюсь с тем, что заперт здесь.

— Ты так часто говоришь о моих костюмах, что кажется, будто ты одержима ими, вопреки твоему заявлению ранее.

Может ли он хоть раз позволить мне оставить за собой последнее слово?

Я не думаю, что когда-либо встречала кого-то, кто пытается парировать каждое взаимодействие — ну, кроме меня самого. Что-то в его настойчивости, так похожее на мое собственное, заставляет меня закипать кровью.

— Ты невыносим.

— И все же мы все еще стоим здесь, страдая. Его руки скользят в брюки, когда он по-мальчишески пожимает мне плечами.

Он флиртует?

— О, пожалуйста, ты не смог бы убедить даже пятерых человек терпеть тебя достаточно, чтобы они передали свои визитные карточки к концу ночи.

— Это ставка? — говорит он, интрига наполняет его глаза. Внезапно я замечаю, какие у него густые ресницы, идеально подчеркивающие коричневые радужки.

— Да. Выигрывает тот, кто первым получит пять визитных карточек.

— Что я получу, когда выиграю?

Уверенность в его голосе заставляет меня хотеть принять вызов еще больше.

— Когда я выиграю, я получу твой костюм.

Его глаза расширяются, и я понимаю, как невероятно неправильно это звучало. Хотя часть меня хочет увидеть, что находится под одной из этих душных курток.

— Кажется, я выиграю.

— Это не то, что я имела ввиду! — Я огрызаюсь на него.

— И что ты имела в виду?

— Забудь о костюме. Я не хочу иметь с этим ничего общего.

Мои щеки горят от его слов, и я делаю глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Почему ему иногда так трудно говорить? Я лучше этого.

Он говорит первым. — Как насчет того, когда я выиграю, ты присоединишься ко мне, чтобы выпить после того, как мы сойдем с этой лодки?

Да. Тоска в моем теле немедленно предает меня.

Нет. Не будет абсолютно, определенно никаких напитков с костюмом.

Напитки могут привести ко всему. Потенциально очень большие, выпуклые и выступающие предметы. У меня определенно нет времени, чтобы точно изучить, что это за вещи .

Никаких случайных интрижек, никаких отношений и абсолютно никакой выпивки.

— Я не хочу, чтобы ты тратил на меня свои нефтяные деньги, Наварро, — огрызаюсь я на него, но слова не убеждают меня.

Почему я так злюсь на него?

— Все мои нефтяные деньги, как ты так одержимо это называешь, пошли обратно к семьям, пострадавшим от разлива, — выдавливает он, как будто слова гноятся внутри него. — То, что произошло, до сих пор преследует меня каждый гребаный день.

— Хм?

— Я вернул деньги. Каждый цент.

Я отшатываюсь назад, тонкие каблуки моих туфель на шпильках слегка трясутся под ногами.

Пальцы Луки разглаживают морщины на его лбу.

Что-то внутри меня хочет утешить его. Не знаю почему, но моя рука тянется к тому, что висит рядом с ним.

— Слушай, я не имела в виду… — тихо говорю я, но он вырывается из моих пальцев.

— У меня есть ставка на победу, — напоминает он мне, выражение боли исчезает с его лица. — Ты выбрала приз?

Если он так хочет играть, то хорошо. Я собираю себя.

— Никаких напитков. Никаких костюмов. Победы над тобой будет достаточно.

Лука наклоняет голову в мою сторону. Я воспринимаю кивок как согласие с нашей пари и иду к дальней от него стороне лодки, но не раньше, чем хватаю бокал шампанского.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ЛУКА