Что было – то прошло

Оставшиеся двадцать минут пролетают быстро, и мы заканчиваем тренировку в какой-то позе морской звезды на мате. Инструктор говорит, что он должен помогать мне медитировать, но все, что он делает, это заставляет меня понять, что мне нужно пропылесосить полы. Тишина возобновляется, и мой разум уже возвращается к прежним заботам.

Я делаю еще один глубокий вдох.

Я могу сделать это. Просто сосредоточься на своем дыхании.

Мой телефон звонит, нарушая мучительную тишину.

Ах, диверсия.

Я беру телефон и прижимаю его к уху.

— Если это не блудный сын, — раздается веселый голос отца с другой линии.

— Эй, отец , что происходит?

Я слезаю с коврика для йоги и иду на кухню.

— Ты первый, Лука, — сказал он. смеется. — И после того, как я могу сделать тебе выговор за то, что ты неделю игнорировал наши звонки.

— Это просто работа.

— Это всегда просто работа. Теперь скажи мне. Я слышу, что что-то не так.

Либо Нико написал ему, либо он все еще может читать меня как книгу за три тысячи миль. В детстве он мог учуять ложь еще до того, как мы о ней подумали. Это была единственная обратная сторона того, что я рос рядом со сверхосведомленным адвокатом.

У нас с Нико никогда не было возможности что-либо сойти с рук, поэтому мы оба научились спорить по-разному. Нико стал беспечным, а я стал упрямым.

Отец всегда помогал мне разобраться с беспорядком в моей голове, разбирая каждую мысль и находя для нее причину.

Я рад, что он позвонил.

— Это об ОRО. — Я понимаю, что мне нужен его взгляд на мою ситуацию. — Могу ли я запросить адвокатскую тайну, учитывая деликатность моей текущей ситуации?

Я слегка шучу, но он известный партнер в собственной юридической фирме и единственный человек, которому я могу доверить то, что собираюсь ему объяснить.

— Мой гонорар сейчас составляет двадцать тысяч долларов.

Я ценю его попытку попытаться поднять настроение. — Я обязательно включу чек в свою следующую рождественскую открытку.

Он хихикает, и этот трогательный звук убивает тревогу в моей груди. Когда светская беседа прерывается, я воспринимаю это как сигнал к началу.

— Суть в том, что у ORO проблемы. У него заканчиваются деньги, и уже довольно давно, — говорю я. — Если средства массовой информации получат информацию о том, что одна из самых важных природоохранных организаций разоряется, репутация генерального директора и, в конечном итоге, моя собственная репутация будут поставлены на карту.

— Хорошо. — Он считает. — Есть ли что-то более важное, чем безумие СМИ?

— Да. Я делаю паузу, пытаясь сформулировать проблему. — Все усилия по сохранению будут уничтожены вместе с ORO. Люди, которые полагаются на меня, потеряют зарплату, которой кормят их семьи. Меняющие жизнь проекты, которые помогают сообществам по всему миру, больше не будут иметь финансирования.

Чего я также не говорю, так это того, что женщина, в которую я влюбляюсь, узнает, что ее команда не сможет внести свой вклад в защиту планеты, и что я был ответственен за это. Боль пронзает мою грудь. Я бы подвел так много людей, включая себя.

— Почему ты думаешь, что должен делать это в одиночку?

— Я единственный, кто знает, — объясняю я. — И если я не смогу это исправить, это снова будет похоже на D&D. Ущерб, который это может нанести…

— Лука, перестань корить себя за то, что произошло в D&D. Ты никак не мог знать, что корпорация лгала о переходе на солнечную энергию. No fue tu culpa.6

— Я просто чувствую, что всего, что я пытаюсь сделать, будет недостаточно.

Я ссутулился на кухонном столе, разочарование накрыло мой язык.

— Mijo,7 ты должна оставить это позади. Теперь ты привержен ORO. Если ты собираешься взять на себя задачу спасти его, не делай этого, чтобы искупить грехи, которых ты не совершал. Определенно, не берись за это в одиночку.

В трубке повисла тяжелая тишина, пока я обдумывал его слова.

Впервые в своей карьере я чувствую себя частью чего-то более значительного и значимого. Я хочу спасти ОРО. Не потому, что это правильно, а потому, что я наконец-то чувствую целеустремленность. И теперь, когда все открыто, я понимаю, что нужно делать. Я могу сделать это. Я знаю что могу.

— Ты жалеешь, что стал юристом?

Я никогда не спрашивал его, доволен ли он своей карьерой, потому что он никогда не говорил о желании заниматься чем-то еще.

— Никогда, — говорит отец. — Я провожу время, споря с людьми, чтобы зарабатывать на жизнь, но когда я возвращаюсь домой, я не позволяю этому волнению из офиса преследовать меня.¿Y tú? 8

— Я так не думаю.

— Тогда ты сожалеешь о том, что ушел из юриспруденции в ORO?

— Нет, — честно говорю я. — Но работы будет много.

— Когда это тебя останавливало?

Я позволяю этому успокоиться, но его голос доносится издалека. — Мама берет трубку.

— Похоже, ты все еще слишком много работаешь, — говорит она.

Вот и обещанная мне адвокатская тайна. Мне следовало перевести ему деньги, когда начался звонок, но это не помешало бы ей прослушать.

— Ты меня знаешь. Я никогда не замедляюсь.