Что думают ученые о "Велесовой книге"

На таком фоне вовсе не кажется преувеличением, что дощечки были названы «колоссальнейшей исторической сенсацией». Под таким заголовком в ноябре 1953 г. сообщение о чудесной находке было опубликовано в журнале «Жар-птица», который ротапринтным способом выходил в Сан-Франциско. Однако его издатель, русский эмигрант А. Кур (генерал А. Куренков), явно не спешил приступить к публикации текстов дощечек. За следующие три года увидели свет лишь его собственные статьи, содержавшие не более сотни строк из «Деревянной книги». И только в марте 1957 г. в той же «Жар-птице» начали воспроизводить полные тексты отдельных дощечек. В 1959 г. журнал прекратил свое существование, и публикация их не была завершена.

Тем не менее С. Лесной продолжал изучать «Влесову книгу»: ее материалы вошли в последние пять выпусков его «Истории руссов в неизвращенном виде» (Париж; Мюнхен, 1953–1960) и монографию «Русь, откуда ты? Основные проблемы истории Древней Руси» (Виннипег, 1964). Им же было предпринято специальное исследование, посвященное дощечкам А. Ф. Изенбека: «"Влесова книга" — языческая летопись доолеговой Руси: История находки, текст и комментарий» (Виннипег, 1966. Вып. 1). С. Лесной и прислал в Москву, видимо, единственный имевшийся в его распоряжении «фотостат» одной из дощечек (условный номер — 16).

Экспертиза фотографии была поручена одному из самых авторитетных специалистов в области языковедения и палеографии Л. П. Жуковской. Итоги анализа были разочаровывающими. Во-первых, оказалось, что фотография сделана не с самой таблички, а с рисунка, изображавшего дощечку с письменами. Во-вторых, буквы, которыми была сделана «надпись», вызывали серьезные сомнения в подлинности. Они, хотя и имели довольно архаичный вид, отдаленно напоминали систему письма деванагари, с помощью которой с начала второй половины второго тысячелетия нашей эры записывались санскритские тексты. В-третьих (и это — главное), данные языка, на котором был написан текст, однозначно говорили о подделке: в нем сочетались разновременные явления различных славянских диалектов, чего не могло быть ни в одном реальном славянском языке.

Итак, фотография была фальсификатом.

Но, может быть, поддельна только фотография? Вопрос как будто должен был разрешиться на V Международном съезде славистов, проходившем в Софии в 1963 г. На нем С. Лесной собирался выступить с сообщением о «Влесовой книге». Доклад, к сожалению, не состоялся, поскольку докладчик в Софию так и не приехал. Но тезисы были опубликованы в материалах съезда.

После смерти С. Лесного интерес к «Влесовой книге» как в нашей стране, так и за рубежом угас. Оснований для сколько-нибудь серьезных оценок этого памятника было явно недостаточно. Тем не менее в единственной публикации, появившейся в период временного «затишья», таблички А. Ф. Изенбека были названы «выдающимся памятником письменности» (И. Кобзев).

С новой силой ажиотаж поднялся в середине 70-х годов, когда, как полагают, ряду отечественных литераторов и журналистов стали доступны вышедшие незадолго до того на Западе публикации текста «Влесовой книги» и его переложения, подготовленные С. Лесным. В многочисленных статьях, появившихся в «Огоньке» и «Новом мире», «Неделе» и «Литературной России», «Технике молодежи» и «В мире книг», усиленно популяризировалась идея о том, что ученые намеренно замалчивают поразительные данные уникального источника, в корне расходящиеся с общепринятыми в научном мире представлениями о древнейших судьбах славянских племен. При этом выдвигалось требование «полностью напечатать эту любопытную, хотя и не бесспорную рукопись» и провести ее обсуждение с «привлечением широкой общественности».

Мнение специалистов, продолжавших утверждать, что в данном случае мы имеем дело с низкопробной фальсификацией, игнорировалось. Объяснялось это, с одной стороны, тем, что советские историческая и филологическая науки в какой-то степени скомпрометировали себя излишней политизированностью, заданностью выводов, подчиненностью их сиюминутным потребностям партии и правительства. С другой стороны, без ответа оставался самый, пожалуй, главный вопрос: «Почему не печатается это заинтересовавшее многих сочинение?»

Ларчик же открывался просто: ученые не имели возможности ознакомиться с полным текстом копий Ю. П. Миролюбова. Лишь любезность инженера из французского города Руайя Б. А. Ребиндера (кстати, тоже русского эмигранта) позволила прорвать «информационную блокаду». Он прислал в Институт русской литературы АН СССР свою работу «Влесова книга», в которой был предложен новый перевод текстов Ю. П. Миролюбова, сделанный с учетом всех их изданий и прежних переводов. Однако полное представление о «Влесовой книге» ученые смогли получить только после завершения в 1984 г. многотомной посмертной мюнхенской публикации сочинений самого Ю. П. Миролюбова.