Что движет солнце и светила

О, как я глуп! Ямы - это норки, куда прячутся гусеницы, жуки и муравьи, чтобы побыть в одиночестве. Вон какая роскошная мадам Гусеница продефилировала к куче глыб и глины, тяжко взволокла свою упитанную тушку наверх и, кажется, обнаружила уютную "пещерку", ну-ну, давай, отшельница, уединяйся для дневных медитаций - это нынче модно, и что доступно тебе, то, увы, дано не каждому из тех, которые мнят себя царями Земли. Их дома переполнены чадами и домочадцами, мебелями и тряпьём, их квартиры - не для размышлений, там слишком душно и нет простору...

Но ты, Ольга, устроила для меня норку. Ты называешь её: конура этого идиота, и ты специально запираешь меня на ключ, чтобы... да, чтобы никто не смел мешать мне думать! А для себя ты привела Лёху. Кажется, ты нашла его по объявлению в газете? Но я не против, пожалуйста: будьте вместе, если вы две створки одной раковины. А настоящая Рыба - одна, ей никто не нужен, и только однажды, когда прозвучит призыв - о, нет, он не звучит, он возникает где-то внутри, этот невыносимо прекрасный голос, который зовёт и тебя самого, и других Рыб вперёд, к той точке, где любовь - это смерть, а смерть - любовь и новая жизнь, и мы сливаемся в одно целое, чтобы дать начало миллионам новых существ, и в каждом из них - твоя частичка, крошечная, меньше макового зёрнышка, даже глазу не видимая, но это неважно: поток жизни возвращается в океан, и каждая новая Рыба - это и ты, и не ты, триста семьдесят три...

Ты разучилась любить, ты научилась только доказывать и бороться, и побеждать, и не сдаваться... А я? Что- я ? Я - другой, мне всё это - скучно, ни к чему, слишком хлопотно, и я лежу на дне, и мне ничего не надо, и это ужасно, потому что мог бы попытаться стать таким, как ты хочешь. Но в том-то и штука, что другим быть не хочу: другой - в твоём представлении! - это уже не я. Мне нравится видеть жизнь прекрасной, и даже если она кажется - всего лишь кажется, поверь - безобразной, лживой, неухоженной и скучной, она всё равно прекрасна, как изумительно очаровательна, допустим, серая мерзкая жаба, у которой, если вглядеться, такие яркие и чистые глаза, как две звёздочки, упавшие в болотную тину...О, меня понесло, и понесло, и понесло...Стоп! Запутался...Ага, вспомнил: четыреста одна секунда... Если жизнь вдруг становится невыносимой, то я ныряю в волшебную глубину своих ощущений, я ищу то, что по-настоящему красиво... Триста восемьдесят девять! О, ты не знаешь, как это прекрасно: сидеть у окна и смотреть на закаты. Они такие разные и необычные. У меня собралась коллекция избранных закатов. Вчера я видел огненно-красное облако, всего три секунды оно было таким, а потом луч солнца отразился от реки и там, где он коснулся облака, оно порозовело и засеребрилось, как чешуя аухи - это было фантастично! Но тебе некогда смотреть на небо. Когда ты в последний раз поднимала глаза вверх? А, то-то и оно! У тебя теперь своё дело, мадам...Хватит, кажется, и трёхсот тысяч. Всего - триста, и ты в раю. Триста...Ах, черт, запутался! Ну да, конечно: четыреста тридцать одна!

***

- Да пошёл ты, козёл! - Лёха положил трубку и ещё раз от души выругался. Ему уже был хорошо знаком этот голос - молодой, наглый, с легким придыханием, будто парень только что пробежал стометровку и полностью на ней выложился...

Телефон снова затренькал, но Лёха трубку не снял. Наверняка опять этот извращенец звонит: ему, видите ли, нужна какая-то Лена, которая неделю назад занималась с ним любовью по телефону, и это было так классно, что он два раза подряд кон...

- Чикнуть бы тебе ножичком по яйцам, Челентано тебе в рот! - возмутился Лёха и закурил "Мальборо". Он считал себя стопроцентным мужиком, и всё, что хоть сколько-нибудь отклонялось от жестких традиций, не только не понимал, а даже готов был изничтожать, давить, топтать, отправлять на плаху, костёр и виселицу. Любовь, по его мнению, - это просто естественное отправление организма, а все эти вздохи, прогулки при луне, страдания и душевные томления - глупости и выдумки малохольных, оправдывающих так свою мужскую несостоятельность. Ну, ещё так ведут себя юнцы, на мордах которых фонтанируют прыщи, которые никаким "Клерасилом" не усмиришь, пока они не научатся втыкать свой "шланг" куда надо и сливать буйные свои гормоны - для здоровья и нормальной кожи, а не из-за какой-то там любви. Вот тоже выдумали, ялдачи! У самого Лехи осечек в этом деле никогда не было. Ольга даже то ли в шутку, то ли всерьёз предлагала ему подрабатывать в фирме: нашлись бы и дамы, и господа, желающие позабавиться с его неунывающим "Ванькой-встанькой".

- Да пошел ты...,- выругался Леха ещё раз, когда телефон после короткой передышки снова затрезвонил. Он подумал, что опять звонит этот ненормальный.

- А с кем ты, милый, базаришь? - услышал Лёша голос Ольги. Она вошла в квартиру неслышно, даже дверью, как обычно, не хлопнула.

- Привет! - обрадовался Лёха. - Меня тут один придурок затрахал. Подавай ему секс по телефону!

-А что? Это идея! - весело сказала Ольга. - Поря расширять количество услуг! Правда, Зинаида?