- Извини, я приму душ, - она встала. - Невыносимо душно. Чувствую себя в одежде как улитка в раковине...
Он из вежливости кивнул и, ни слова не говоря, снял с себя рубашку.
- Ты со всеми так себя ведешь? - она неловко улыбнулась, ощупав глазами его торс. - Сразу раздеваешься и в койку?
- Я не хочу об этом говорить, - сказал он. - Я хочу этим заниматься. А рубашку снял, потому что душно...
- Но мы ведь не глухонемые, - она помахала ладонью как веером. - Уф, какая духота! Иногда и поговорить хочется...
- Слова не могут точно передать то, что человек чувствует, - он рассеянно улыбнулся. - Банально, но точно у классика: "Мысль изреченная есть ложь..." Наверное, я покажусь тебе занудой, но ученые выяснили: только семь процентов чувственной информации передаётся словами, тридцать восемь интонацией, а пятьдесят пять процентов "считывается" прямо с лица.
Каких-то полчаса назад ему казалось, что ничего больше объяснять ей не придется. Но, видимо, и она не была исключением из правила: все женщины любят ушами. Не смотря ни на что, ей всё равно хотелось слышать эти глупые, лживые, лицемерные, неискренние, невозможно выдуманные слова, комплименты, восклицанья, нежное воркованье, бессовестное вранье. И ради чего? Чтобы он смог заполнить пустоту меж её ног, не заботясь о заполнении - гм! гм! сосуда её души.
Когда она вышла из ванной, завернутая в полотенце, он уже лежал на кровати. Она, видимо, поняла, что ему хочется не только меньше слов, но и минимум одежды. Под полотенцем, во всяком случае, ничего не было.
- Ты не хочешь сполоснуться?
- Обязательно, - он поднялся и, не стесняясь своей наготы, вошел в ванную, наскоро обмылся и, небрежно обтеревшись грубым вафельным полотенцем, вернулся в комнату.
Она неподвижно стояла у окна, и он, не спеша, подошёл сзади, обнял её, с наслаждением проводя руками по её гладкой, теплой груди. Она вынырнула из его объятий и, чуть отодвинувшись, с интересом посмотрела на него:
- Ты всегда так быстро готов?
Готов к труду и обороне, - он усмехнулся. - Давай помолчим. Договорились же!
- Ну, если мой рот будет занят, молчать придётся поневоле, - её правая рука скользнула чуть ниже его затылка, а правая коснулась пупка, после чего трепетно прогулялась по животу вниз и обхватила его член.
- Не понимаю, почему в Камасутре его называют яшмовым черенком, игриво шепнула она. - Это, скорее, ломик для взламывания сейфов...
- Ага, прямо фомка! - он рассмеялся и закрыл ей губы поцелуем.
Она любила мятные леденцы "Минтон", и, может быть, ещё и поэтому её ответный поцелуй был горячим и свежим. Ему нравился этот аромат мяты, эвкалипта и чистого снега, и он подумал, что такое сочетание с её тёплым языком наверняка доставит особое удовольствие.
Ни слова не говоря, он настойчиво двинул её голову вниз, и она, больше не смущаясь, опустилась на колени и обхватила его ягодицы руками. Но он вдруг подался назад, и яшмовый черенок выскользнул из её губ. Она потянулась к нему, но мужчина увернулся и, улыбаясь, направил свой ломик в сторону, а когда она снова попыталась поймать его, он взял член в руку и стал мягко постукивать им по щекам, носу, лбу.
- Ну и ладно, - нарочито недовольно фыркнула она. - Мне и этого хватит...
Она прикоснулась губами к его мошонке и стала поочередно ласкать его яички языком. Он застонал и, перегнув её почти пополам, соорудил из её тела одну из своих любимых позиций, и она, наклонив голову, могла видеть - и, конечно же, видела, - как он вошел в нее, и, сотрясаемая его постепенно нарастающим мощным ритмом, вскоре сама энергично задвигалась и обрушилась на пол, издав подавленный стон. Он перевернул её на спину, грубо закинул ноги на плечи и вторгся в её лоно как одержимый всеми дьяволами, и этому, казалось, не будет конца.
Он перебрал все мыслимые и немыслимые позиции, они катались по полу, ползали по кровати, сидели на стуле, чуть не обрушили подоконник, барахтались в ванной, захлебывались жидкостью, источаемой из их тел, задыхались от грубости и нежности, и когда в полном изнеможении отпрянули друг от друга, то их глаза поблескивали как тлеющие угли, а от кожи поднимался легкий пар. За все это время они не произнесли ни одного слова.
3.
В её взгляде сквозила застенчивая признательность. Она прикоснулась к его твердым, устало-равнодушным губам, и в этом медленном поцелуе было то, что никакие слова не выразили бы.
- Возьми его, - попросил он, не открывая глаз. - Пожалуйста!
- Мне говорить запрещаешь, а сам...
Он молча взял её за голову и мягко, но настойчиво двинул её вниз, к своим широко раскинутым ногам.
- Он стал ещё больше, - шепнула она. - И как я все это вынесу?
- Глаза боятся, а рот делает, - сказал он. И тут же пожалел, что опошлил ситуацию. Но она, казалось, не обратила внимания на это, скользнув меж его ног и положив ладони на его пупок.
Он зажмурился, приготовившись к новым ощущениям, но неожиданно прямо над его головой пронзительно заверещала сирена.
- Что это? - испугалась она. - Неужели всё кончилось, не успев начаться? Да? Да!