Что движет солнце и светила

- А то как же, - соврала Люба и с неприязнью подумала: " Фря какая! Сплошное фу ты - ну ты! Интересно, она своё причинное место не подмораживает?"

- Что-то не чувствуется, - женщина капризно оттопырила нижнюю губу. Капуста - отдельно, брусника - отдельно...

- На вкус и цвет товарищей нет, - заметила Люба. - Не нравится - не берите!

- А гигиенический сертификат у вас есть? - продолжала допытываться эта пигалица.

Никакого сертификата, конечно, не было. Откуда ему взяться, если при рынке даже ветеринарной лаборатории нет. Об этом Люба и сообщила покупательнице без всякой задней мысли.

- Как так? - встрепенулась она. - Может, вы свою капусту в антисанитарных условиях готовите. Человек купит, съест, а потом месяц на аптеку будет работать.

- Сроду такого не было...

- А вон то мясо тоже без лабораторного контроля продают? - спросила покупательница, узрев полётненских мужиков. - Ужас!

- Да какой там ужас! - изумилась Люба. - Им на свиноферме зарплату выдали поросятами. Они их забили, теперь вот торгуют. Поросят-то, наверное, ветеринары наблюдали, как вы думаете?

- Думаю, что это безобразие, - сказала покупательница и, брезгливо стряхнув с пальчиков капусту обратно в банку, закричала: Артур, Артур! Иди сюда!

Артур - высокий и худой молодой человек, что-то искавший в багажнике своей серой "Лады" - подбежал к даме и встал перед ней чуть ли не по стойке "смирно":

- Что случилось, дорогая?

- Ты куда меня завёз? - сурово спросила она. - Здесь даже и понятия не имеют ни о какой гигиене, и нет у них ни лаборатории, ничего!

- Дорогая, ты сама просила отвезти тебя на настоящий деревенский рынок, - растерянно сказал Артур. - Тут перекупщиков нет, люди торгуют тем, что сами выращивают...

- Убожество какое-то, а не рынок! - брезгливо скривилась дамочка. - Ну, погляди сам: как всё это назвать?

Рынок, как и положено в будние дни, был малолюден и невесел, можно даже сказать - угрюм. Он представлял из себя два больших навеса, поставленными буквой "Г". Под ними горбились прилавки, сколоченные из грубого тёса, потемневшего от дождей и снега.

Каждый продавец считал своим долгом хоть как-то замаскировать прогнившие доски, и по этой причине прилавки напоминали большое лоскутное одеяло: тут - красное пятно: это Иснючка расстелила свою старую цыганскую шаль, там - кусок желтоватой бязи, рядом - обычная газета или плакат с изображением актрисы Натальи Крачковской. Ими весь посёлок года полтора назад увешали, но народ, может, и рад бы поглядеть на живую "мадам Грицацуеву", да денег на билеты в кармане - шиш; так и не состоялся тот концерт, а плакаты пригодились: во-первых, ими было удобно оборачивать школьные учебники, во-вторых, из них получались отличные колпаки: ими укрывали на ночь помидорную рассаду, высаженную на грядки, - чтобы уберечь от заморозков. Ну а в-третьих, чем тратиться на заграничные одноразовые бумажные скатерти, хозяйки приноровились стелить плакаты на садовые столики или вот тут, на рыночном прилавке.

Напротив Г-образного навеса стояла зелёная будка. На ней белой масляной краской было выведено странное слово "Каса". При ближайшем рассмотрении, правда, обнаруживалась поправка: какой-то местный грамотей процарапал ножиком между двумя последними буквами узкую "галочку", на вершину которой посадил ещё одну букву "с", похожую на полумесяц.

В этой "касе" гордо сидела Феликса Кузьминична. Она занимала сразу две должности - кассира и контролёра поселкового рынка. Одной рукой, стало быть, принимала плату за торговое место, а другой - проверяла наличие у торгующих выданных ею квитанций.

От недреманного ока Феликсы Кузьминичны никто и ничто скрыться не могло. Недаром же родители назвали её в честь "железного Феликса": была тогда, в конце двадцатых - начале тридцатых годов, такая странная мода давать новорожденным имена в честь коммунистических лидеров, а также зримых примет крепнущего социализма: Домна, Пятилетка, Лампочка, Электрификация.

Феликса со временем почему-то стала Феней, а насмотревшись по телевизору всяких иностранных сериалов, вдруг решила переписаться в Феодору. На её взгляд, это звучало куда как благороднее!

Между будкой, в которой восседала Феня-Феодора, и Г-образными прилавками и зимой, и летом парил канализационный люк. В январскую стужу на его крышке обычно дремала Чара. В этой "дворянке", казалось, смешались все породы собак, какие только водятся в посёлке: мордочка - от колли, глаза бульдожьи, уши - от таксы, а изящно изогнутую, как у королевского дога, спину несколько портило вечно пузатое брюхо с большими пятнистыми сосцами, но зато хвост был бесподобен: закрученный в эдакое игривое колечко, как у лайки, он был необыкновенно пушистым и длинным. Если Чара зябла, то обматывалась им, как боа.

Феня - Феодора произвела её в ранг сторожа рынка. Эта "дворянка" тоже сменила имя: местные мужики прозвали её Сучарой - за любвеобильность и ветреность, но в приличном обществе такое имя произносить неловко, и потому женщины сократили его первый слог.