Что движет солнце и светила (сборник)

Вышел Шуршавчик на улицу. Вроде бы и видит всё вокруг, но в то же время ничего не замечает. Идёт больной — еле дышит, вот-вот упадёт, и подать бы ему руку, до дома довести, но Шуршавчик — ноль внимания! Плачет маленькая Шуршавочка: потеряла шурху. И, конечно, посмотрел бы Шуршавчик внимательно нашёл бы её в густой траве, утёр бы Шуршавочке слёзки и успокоил. Но ничего он не видит, экая беда!

Так и стал он жить. Только свою шуршу и видел! И думал, что лучше её и быть уже ничего не может.

— Эх ты, — сказала однажды Шуршавка. — Никакого у нас с тобой шурхету не получается!

— Это тебе так кажется, — не согласился он.

— Скучно что-то мне, — вздохнула Шуршавка. — Пойду-ка я прошуршу по бульвару…

И ушла. И не вернулась.

А Шуршавчик знай себе шуршал — и дома, и на работе, и в автобусе, и даже, извините, на унитазе. Иногда он, правда, спрашивал сам себя, куда ж это жена подевалась?

— Наверное, она пошла на работу, — предполагал он, когда приходил домой. А на работе думал, что она, наверное, отправилась домой.

Но однажды он вышел на улицу и провалился в черную пустоту. Ничего и никого вокруг не было!

— Ну и что? Обойдусь и сам по себе! — сказал он.

— Не обойдёшься, — ответил его собственный шуршу и помахал ему лапкой.

Шуршавчик, однако, этого не заметил, споткнулся о камень и упал в канализационный люк. Может, до сих пор в нем сидит. Во всяком случае, никто его давно не видит.

А его шуршу залетела в клетку с попугаем! И ни в какую вылетать обратно не желает: очень привязалась к этому хохлатому какаду…

3

Шуршава шурхала по шурху и шорошорила шухи.

— Шухи шо-шо? — шошомкала шмандяшная Шандуля.

— Шухи не шошовные, — шматно шушукнула Шуршава. — Шмар!

Шухи шукнули, и Шандуля шметно шматанулась на шмяк, но шкурзвилась с шурха и шорканулась шухой о Шуршаву.

— Швар! — швашно шавакнула Шуршава. — Шухи шухные!

— Не шухные, — шомкнула Шандуля. — Швачные!

Шуршава шавакнула Шандулю по шавакалке. Шухи шошовно шмарнули и прошорошорили на шурху.

Шу!

4

Жарко. Душно. В автобусе людей набилось, что селёдок в бочке. Ни шевельнуться, ни повернуться. А тут ещё прямо перед моим носом болтается полиэтиленовый пакет, и как автобус встряхнётся на какой-нибудь колдобине, так он мне по лбу — рраз!

— Уберите пакет с моих глаз, — говорю.

— Не могу, — отвечает вежливая старушка. — Извините, конечно, за причиняемые неудобства…

— Ишь, барыня какая! — заступается за меня другая старушка. — Можно подумать, она тут одна едет!

— Извините, — шепчет вежливая старушка. — Я шуршавчика везу на дачу. Как же пакет-то на пол опущу? Ведь его задавят-замнут…

— Что ещё за шуршавчик?! — негодует моя заступница. — Тут и самим дышать нечем, а она каких-то животных возит…

— Это не животное, это шуршавчик…

И тут в пакете что-то как зашуршит!

— Ни за что не поверю, что там шуршавчик! — сощурилась принципиальная бабуля. — Это она нарочно придумала! А сама, поди-ка, котёнка какого-нибудь замурзанного везёт…

— А пусть покажет своего шуршавчика! — зашумел автобус.

— Пожалуйста, — сказала вежливая бабуля. — Шуршуля, покажись!

В пакете зашуршало ещё громче, и вдруг из него выглянул Шуршавчик. Самый настоящий!

— Хорошенькое дельце! — вскипела принципиальная бабуля. — У неё шуршавчик есть, а у нас нет. Индивидуалистка! Да знает ли она, что шуршавчики любят шуршать везде, где могут?

— А что? Разрешаете? — спросил Шуршавчик.

Никто не отказался. И тут Шуршавчик вылез из пакета и принялся шуршать в каждом кармане, и сумке, и портфеле, и букетах цветов, и везде-везде, где только мог. А принципиальной бабусе он что-то такое прошуршал на ушко, отчего та зарделась как маков цвет. И все увидели: да и никакая она не бабуля, а очень даже ещё Ничего Так Себе Женщина. Значит, правильный был шуршавчик!

МАЛЕНЬКОЕ АВТОБУСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

— Наталья Андреевна, куда это вы такая принаряженная отправляетесь?

Наталья Андреевна ступала по двору степенно, глядела прямо перед собой, будто никого и не замечала, углубленная в свои, должно быть, очень важные мысли. Она никогда не проводила время на лавочке у первого подъезда.

На ней день-деньской, сменяя друг друга, заседали местные пенсионерки, а также многодетная мать Наседкина. По имени ее никто не звал — только по фамилии, которая удивительным образом ей подходила. Сама-то она, может, и не путала своих девчонок, зато соседи принимали их за целую детсадовскую группу. И то сказать, плодовитая Наседкина каждый год рожала двойняшек, а в позапрошлом году так и вообще — тройню! О ней уже и по радио, и по телевидению устали передачи делать, а газеты даже назвали Наседкину местной знаменитостью.

Наталья Андреевна вообще-то недолюбливала эту слишком простую женщину, а ее мужу придумала забавное прозвище: деводел. У этой пары рождались одни девчонки. Муж сказал Наседкиной, что пока она не принесет ему сына, и думать нечего об остановке детопроизводства. Так что она, полная, рыхлая и вечно пузатая, пасла своих цыпляток и отдыхала на лавочке перед очередным штурмом роддома. Это как раз она и поинтересовалась у Натальи Андреевны, куда та держит путь.