И все же подобная классификация требует дальнейшего осмысления. Во-первых, не учитывается позиция писателей по отношению к своим героям и функционирование самих «праведников» в художественных произведениях. Поэтому не случайно, что праведниками признаются, например, Константин Левин и Пьер Безухов, хотя Толстым они так не воспринимались. Во-вторых, ориентированность на евангельские заповеди не может рассматриваться в качестве универсального и достаточного принципа классификации праведников, ибо многие «идеальные герои» русской литературы ориентированы не на христианское учение, а на гуманистическо-рационалистическое толкование и отталкивание от него авторов-писателей. Следовательно, в-третьих, нельзя признать вполне адекватным называние «сверхтипа» «житийно-идиллическим». Именно для житийных героев характерно действительное и обязательное ориентирование на евангельские заповеди. Думается, вернее было бы говорить об «авторских праведниках», то есть о своеобразии концепции праведничества Лескова или концепции праведничества Толстого и т. д.
Как видим, праведничество до сих пор не осмыслено как литературоведческая проблема, вследствие чего слово «праведник» зачастую употребляется произвольно, не как термин. Естественно, что теоретическая неразработанность проблемы мешает ее целенаправленному и плодотворному практическому изучению на конкретном материале. К тому же большинством исследователей тема праведничества не признается центральной (или хотя бы существенной) в позднем творчестве Толстого. Затрудняется понимание этой темы и неполными, неточными представлениями о художественной природе и мировоззренческой основе древнерусских и фольклорных источников, питавших литературные труды Толстого в 1880—1900-х годах, о степени и направленности влияния этих источников на писателя.
Зарубежная критика XX в. во многом сохранила черты, характеризовавшие ее предыдущий этап, хотя появились и новые особенности, обусловленные веянием времени. Так, у Дж. Аддамс религиозно-философский аспект позднего творчества Толстого рассматривается в рамках сугубо социологического подхода. В результате все внимание сконцентрировалось на выявлении и восхвалении мастерства Толстого-художника, изображающего непримиримые контрасты между бедными и богатыми. Концепция личного нравственного самосовершенствования осталась совершенно в стороне. Аддамс лишь отметила, что идея самосовершенствования вызывает у нее «отторжение». Поэтому окончательный вывод исследовательницы прямо противоположен духу и логике жизни и творчества Толстого и заключается в том, что он изобразил невозможность праведничества без хороших социальных условий.
В 1934 г. французские ученые М. Хофман и А. Пьер издали книгу «Жизнь Толстого», в которой высказали ряд справедливых мыслей по поводу религиозности писателя. По убеждению исследователей, для Толстого было невозможно принять христианскую религию. Однако проецирование собственного отношения к Церкви и религии на реальную действительность в целом и творчество Толстого в частности привело М. Хофмана и А. Пьера к резким выводам о противоположности Церкви и религии, Церкви и «чистого христианства», о верности самого Толстого чистому евангельскому духу.
По обилию и разнообразию материалов, связанных с религиозно-нравственной проблематикой жизни и творчества Толстого, пожалуй, нет равных в зарубежной исследовательской литературе фундаментальному труду Н. Вайсбайна «Религиозная эволюция Толстого». Замечательно, что ученый обращается к важным мотивам любви к Богу, любви к ближнему, милосердия, смирения, характерным для позднего Толстого. Но, например, размышления о таком значительном произведении, как повесть «Отец Сергий», поместились всего лишь на одной странице. О христианских добродетелях и их художественном изображении говорится в общих словах, без конкретизации именно толстовского их перетолкования.
Лишь в 1960—1990-е годы появляются работы, направленные на изучение художественных текстов Толстого (среди авторов этих работ Н. Кристэсэн, Г. Р. Джэн, М. Жиолковкая, Н. Маклин).
Тем не менее вопрос о праведничестве не поднимался. Лишь в одной статье Н. Кристэсэн есть намеки на приближение к теме праведничества. Исследовательница вводит в оборот словосочетание-термин «светлые люди». Но из ее работы становится очевидным, что под категорию «светлых людей» подпадают самые различные персонажи, несущие порою в произведениях Толстого разную идейно-фунциональную нагрузку. «Светлых людей» Н. Кристэсэн следует попросту назвать положительными героями.
Много писали о позднем творчестве Толстого и его религиозных исканиях и представители русского зарубежья. Однако их труды носили характер либо философско-публицистический (см., например, статью Ф. А. Степуна «Религиозная трагедия Льва Толстого» из его книги «Встречи и размышления»), либо полухудожественный (см., например, книгу И. А. Бунина «Освобождение Толстого»), либо очерковый, общекультурологический (см., например, этюд «Тургенев и Толстой» из «Этюдов о русской культуре» Вл. Ильина) характер.
Александр Ефимович Парнис , Владимир Зиновьевич Паперный , Всеволод Евгеньевич Багно , Джон Э. Малмстад , Игорь Павлович Смирнов , Мария Эммануиловна Маликова , Николай Алексеевич Богомолов , Ярослав Викторович Леонтьев
Литературоведение / Прочая научная литература / Образование и наука