Что глаза мои видели (Том 1, В детстве)

Я как-то не утерпел, спросил его: можно ли без этих аксессуаров ехать верхом на лошади? Он усмехнулся и ответил: "кто умеет ездить, тому можно."

Николай, конечно, тотчас же убирал лошадь под навес, или в конюшню, отпускал подпруги и подкидывал свежего сена; овса Григорий Яковлевич, раз навсегда, просил не давать, раз лошадь еще, так сказать, на ходу.

Не трудно догадаться, насколько велико было мое увлечение спортсменством Григория Яковлевича и как я облюбовал его, - как он их называл, - "лошадок".

Велико было мое торжество, когда он однажды усадил меня на своего серого иноходца и я три раза объехал на нем вокруг двора, причем никто меня не держал и никто не вел лошадь под уздцы.

На "Джальму" он не советовал мне, пока, садиться, так как она была чересчур живая, подвижная, и, пока на нее садились, беспокойная; но на сером я ездил каждый раз и, под конец, стал выезжать на нем даже один на улицу.

Побывал я и в гостях у Григория Яковлевича и видел, как он и его татарчонок, ходят за лошадьми.

Конюшня была крошечная и они стояли, большею частью, под небольшим навесом, где яслей вовсе не было, а задавали им овса в шерстяных "крымских торбах", которые надевались им на морды.

Лошади были смирные, ласковые, только Джальма была уж очень любопытна, на всех оглядывалась и ушки ее все время двигались, как живые. Казалось, что это какие-то проворные, с чудной шерсточкой, зверьки, совсем от нее отдельные.

Сам Григорий Яковлевич жил скромно, в двух комнатах; остальная часть квартиры была "заколочена".

Он угощал меня чаем со сладкими пирожками. Демонстрировал и свой знаменитый самовар, что доставляло ему, видимо, удовольствие.

По наружному виду это был обыкновенный самовар средних размеров, который мог поместиться в одну из "торб" вьюка, перекидываемого позади седла. Внутри же он был разделен глухими, луженными перегородками на три неравных части. В одном отделении можно было кипятить воду, молоко, вообще все, что потребуется. В другом варить яйца, зелень и всякую мелочь. Третье же, самое поместительное отделение, предназначалось для варки борща, супа; туда могла войти целая курица. На верхней же конфорке он приспособил небольшую сковородку и умудрялся кое-что на ней жарить, или делать яичницу.

Была у него и особая длинная ложка - "черпак", в форме лодочки с высокими бортиками, чтобы ею извлекать то, что требовалось, из недра этой своеобразной походной кухни.

Но это было еще не все, что я с любопытством разглядывал.

Одна из комнат его вся была завешена уздечками, чепраками, седлами, хлыстиками и фигурными нагайками. Одну из кавказских нагаек, легкую и изящную, он заставил меня от него принять.

На комоде его спальни я обнаружил еще нечто. В деревянном футляре была скрипка и тут только оказалось, что он играет на скрипке и увлекается этим занятием.

Когда я рассказал обо всех этих чудесах дома, мама стала дразнить Григория Яковлевича, уверяя, что ему позавидовал бы сам Робинзон Крузо, которого мы с мамой раньше читали.

Григорий Яковлевич, добродушно посмеиваясь, объявлял, что он просто "цыган" по натуре и вообще человек "кочевой", редко уживающийся на одном месте, и летние месяцы обязательно проводит где-нибудь в горном захолустье.

Очень скоро Григорий Яковлевич совершенно "привился" в нашем доме. Я, разумеется, разболтал о том, что у него есть скрипка, на которой он любит играть. И кончилось тем, что скрипка его появилась и у нас в доме и нередко мама играла на рояле, когда он играл на своей скрипке, которая была "любительская", купленная где-то по случаю, очень приятного тона.

Когда наше знакомство с Григорием Яковлевичем прочно установилось, мама с ним и с mademoiselle Clotilde стала серьезно обсуждать вопрос: готовить ли меня в гимназию и в какой класс?

Гимназия предполагалась своеобразная - "реальная, но с латинским языком", - в расчете на возможность поступления затем в университет на все факультеты, кроме филологического, где обязательно требовался и древнегреческий язык.

Таких гимназий, как я узнал впоследствии, на всю Poccию было только две; остальные все были "классические".

После всестороннего обсуждения было решено, что до второго класса я подготовлюсь дома, что будет не трудно, когда съедутся все гимназические учителя. У мамы, и в этом ее очень поддерживала mademoiselle Clotilde, была мечта, чтобы высшее образование я получил в Англии.

Она находила, что весь склад воспитания английской молодежи вырабатывает характер и готовит к жизни.

Григорий Яковлевич не разделял этого мнения, он находил, что сейчас для русского слишком много дела в России и что обособляться чужеземными влияниями не следует. Стать "чужим" для России он считал преступлением.

Англоманство мамы, отчасти, зародилось под влиянием Николая Андреевича Аркаса, который, пожив некоторое время в Англии и усвоив язык, любил подчеркивать преимущество тамошних порядков.

Григорий Яковлевич Денисевич (в обиходе он отбрасывал свое ,,Тумило") все чаще и чаще оставался у нас после урока к вечернему чаю и, чувствуя себя уютно, вел охотно долгие беседы.