Что гложет Гилберта Грейпа?

Заезжаю на покрытую гравием парковку. Вылезаю из пикапа — и по ляжкам слезами катится пот. В дверь вхожу опасливо, потому что над притолокой висят колокольчики, которые звякают тебе прямо в ухо. Динь-дон, трень-брень.

Мелани, секретарша мистера Карвера, встревоженно поднимает глаза, будто не верит, что в приемной оказался еще кто-то живой. Закрутив колпачок на флаконе с корректирующей жидкостью, она говорит:

— А, приветик, Гилберт Грейп.

— Привет, — отвечаю.

На голове у Мелани высоченный рыжий начес, уже сто лет немодный. На лице бородавка — потянет фунта на полтора. При этом тетка не вредная. Ей уже за сорок, но она требует, чтобы к ней обращались запросто, по имени. Когда я учился в школе, она там работала помощницей библиотекаря. Иногда пускала меня в конференц-зал — вздремнуть. Однажды я увидел, как она курит; это зрелище чем-то меня огорчило.

— Ты к мистеру Карверу?

Тот подает голос из кабинета:

— Это ты, Гилберт? Мелани! Это Гилберт Грейп?

— Да, — говорю, — это я. Здравствуйте. Кажется, у меня просрочен взнос.

Мелани даже не проверяет мое досье:

— Просрочен, Гилберт. Выпиши нам чек на сто двадцать три доллара сорок три цента — и ступай на все четыре стороны. — Она прикрывает дверь в кабинет мистера Карвера. — Но ведь на тебе постоянно висят задолженности… откуда вдруг такая сознательность, почему именно сейчас?

— Да вот, понимаете, решил в корне изменить свою жизнь.

Мелани улыбается. Изменить свою жизнь, начать с чистого листа, стремиться к лучшему. Начнешь ежедневно разглагольствовать подобным образом — и в Эндоре можно будет выжить, а если повезет, даже преуспеть.

— Тебе ведь на прием к директору не нужно, правильно я понимаю? Тебе только средства внести.

— Да, верно. Хотя… мм… я тут слегка подзапутался, когда изучал эти… как их… на что можно рассчитывать по страховке.

— Наверно, ты хочешь узнать, какие тебе положены компенсационные выплаты.

— Вот-вот.

— Я правильно тебя услышала: ты все-таки решил записаться на прием?

Ну, не знаю, что там услышала Мелани. У меня язык заплетается от ее прически. Сейчас бы сюда баллончик краски да секатор. К счастью, я редко говорю то, что думаю. Привык держать свои мысли при себе.

— Записаться на прием было бы весьма своевременно.

— Гилберт, какой у тебя богатый лексикон.

Хочу объяснить, что любые мои проблески интеллекта — это памятники долгим часам самоподготовки, отданным сну в библиотеке.

— За свой лексикон могу благодарить только вас. Я всем обязан вам, Мелани.

— Подхалим.

— Нет-нет, я серьезно.

— Значит, ты преувеличиваешь.

— Вовсе нет. Под вашим руководством мы занимались самоподготовкой. У нас в школе вы были самым лучшим педагогом продленки. В этом не сомневался ни я, ни кто-либо другой.

— Как мило.

— Допустимо ли сказать «как мило», если это правда?

— Вот не знаю. Могу тебя заверить: работа у мистера Карвера мне по душе — ты никогда не услышишь от меня ничего иного, а кроме того, я убеждена в полезности страхования. Но строго между нами — без школы я скучаю.

— А школа, я уверен, скучает без вас.

— Школу прикрыли, Гилберт. Как она может скучать?

— Непременно скучала бы, будь у нее такая возможность.

— Меня разозлить не так-то просто, и ты это знаешь, но я бы головы поотрывала тем, кто принял решение о закрытии нашей школы. Теперь детей автобусом возят в Мотли.

— Вообще говоря, народ разъезжается.

— Я понимаю, но тем не менее.

— В старшие классы нас пришло тридцать девять человек, а к выпускному осталось всего двадцать три.

— Ой, ну надо же. Мы с тобой могли бы хоть целый день болтать, правда? У нас так много общего, ты согласен?

Не знаю, как ответить на такой вопрос, не скатываясь до самого бессовестного вранья.

— Да, если вдуматься, очень много общего.

— Я всегда жалела, что мы с тобой не одногодки. Быть бы тебе постарше или мне помоложе. Из нас получилась бы дивная пара, согласись. В самом деле, такая жалость.

— Досадно.

— Вот-вот — досадно, хорошее слово.

После завершения этого разговора прошел не один час, но почему-то у меня до сих пор шевелятся губы, а с языка готовы слететь какие-то слова, причем совершенно не ругательные. Удивительная все-таки штука — разум. Мой разум, естественно. А не ее.

Внезапно Мелани перешла на деловой тон. Голос сделался резким, колючим:

— Значит, ты желаешь записаться на прием к мистеру Карверу?

— Да, мэм. Если можно.

— Одну минуту.

Встав со своего кресла, она идет в сторону кабинета и в высшей степени деликатно стучится. Мягко толкает дверь. Из кабинета доносится классическая музыка. Через несколько минут Мелани с улыбкой появляется на пороге, как будто у нее для меня есть потрясающая новость:

— Как удачно. При желании ты можешь зайти к мистеру Карверу прямо сейчас.

Мистер Карвер кричит:

— Буду счастлив повидаться! Заходите, прошу — что-нибудь придумаем.

— Благодарю вас, мистер Карвер, но я зайду позже. Мне тут надавали поручений — одно, другое.

У мистера Карвера только и вырывается «Ох», как будто он вот-вот заплачет, Мелани улыбается, причмокивает и говорит: