Что я любил

И тем не менее его внезапное появление в разгар следствия оставалось загадкой. Правда, когда я узнал, что нашел его Ласло, я начал кое-что понимать. Оказалось, с подачи Артура Ласло вел самостоятельные поиски. Отправной точкой послужил тот самый обозреватель, в колонке которого впервые упоминался свидетель. Сам журналист, разумеется, даже о существовании Индиго не знал, но его приемная дочь слышала от кого-то из своих друзей, что одному парню, который каждый четверг тусуется в клубе "Тоннель", кто-то что-то говорил еще об одном свидетеле убийства. Ниточка привела к Индиго Весту, настоящее имя которого было Натан Фербэнк. Тем не менее до сих пор непонятно, почему свидетеля обнаружила не полиция, а Ласло. Этот вопрос так и остается открытым. Единственное объяснение, которое я могу предложить, сводится к тому, что глаз, слух и нюх Ласло Финкельмана действительно не знают себе равных.

Все время, пока шло следствие, Вайолет регулярно звонила Люсиль и рассказывала ей, как идут дела. Иногда тон этих разговоров был вполне дружеским, но куда чаще создавалось впечатление, что Вайолет хочет добиться от Люсиль того, что Люсиль ей дать не хочет или не может. По мнению Вайолет, Люсиль должна была осознать, до какой крайности дошла жизнь ее сына. Она ждала животной боли, мук, отчаянья, а в ответ слышала лишь, что Люсиль "переживает" или "очень тревожится". После оглашения приговора она совсем успокоилась. В разговорах с Вайолет она объясняла, что первопричина всех бед Марка — наркотики. Все зло от них. Без них он и вел бы себя иначе, и воспринимал бы все иначе. Так что теперь для него важнее всего преодолеть зависимость. Строго говоря, у Люсиль были основания выгораживать Марка. Тема наркотиков и прежде была, что называется, больной, но если Люсиль старалась говорить об этом тихим голосом и в осторожных выражениях, то Вайолет всякий раз давала волю отчаянью.

Как-то вечером, в самом конце ноября, в квартире Вайолет зазвонил телефон. Мы только-только встали из-за стола. Вайолет сняла трубку. По натянутости тона я сразу понял, что на другом конце провода Люсиль. После оглашения приговора Марк совсем недолго пожил с матерью и отчимом, а потом съехал к "ребятам". Устроился работать в какую-то ветеринарную клинику. Люсиль ровным голосом сообщила Вайолет, что Марк вытащил у одного из этих ребят наличные деньги и угнал его машину. Работу он бросил, и вот уже три дня как его никто не видел. Вайолет старалась держать себя в руках. Она сказала Люсиль, что мы, к сожалению, тут бессильны, но когда она повесила трубку, я увидел, что у нее трясутся руки и на щеках проступили красные пятна.

— Мне кажется, она позвонила безо всякого злого умысла, — сказал я.

Вайолет несколько секунд в упор смотрела на меня, а потом завизжала:

— Ты что, не понимаешь? Ты думаешь, это живой человек? Ничего подобного! Она давным-давно полутруп!

Ее побледневшее лицо и ломкий, срывающийся на крик голос меня испугали. Я не знал, что ответить. Вайолет схватила меня за плечи и принялась трясти в такт словам, которые выплевывала сквозь стиснутые зубы:

— Она же убивала Билла, медленно, день за днем убивала. Я это сразу поняла. И мальчика моего убивала, Марка моего убивала, потому что он был и моим мальчиком тоже. Я их обоих любила. А она нет. Ей не дано.

Глаза Вайолет расширились, словно она чего-то внезапно испугалась.

— Помнишь, тогда, на лестнице, я сказала, что мне было бы легче, если бы я знала, что ты будешь с ним рядом?

Глаза ее наполнились слезами, и она затрясла меня еще неистовее:

— Я же не зря сказала! Я думала, ты поймешь! Ты ведь все знал!

Я не сводил с нее глаз. Судорога в пальцах Вайолет ослабла, но она еще какой-то миг не отпускала меня, я чувствовал, как она всем телом виснет у меня на плечах. Она задыхалась от ярости, потом это перешло во всхлипы, и она зарыдала. Я чувствовал, как у меня сжимается грудь, словно я со стороны слушаю собственное горе, словно это не ее горе, а наше горе, наше, общее. Казалось, легкие мои вот-вот разорвутся. Вайолет уткнулась лицом мне в шею, я чувствовал, как она прижимается ко мне грудью, как ее руки стискивают мне плечи. Моя рука скользнула вниз по ее спине, бедру, пальцы уперлись ей в крестец, и я притянул Вайолет к себе вплотную, шепча:

— Я люблю тебя! Неужели ты не видишь, как я тебя люблю! Я хочу о тебе заботиться, я всегда буду с тобой, я все для тебя сделаю!

Я искал ее губы. Обхватив ее голову, я тыкался в ее лицо, не замечая съехавших набок очков. Вайолет вскрикнула и оттолкнула меня прочь.