Что я видел

Потом они отдёрнули занавеску. А там уже генералов не было. А там стояли мальчики и девочки. И деревья тоже стояли. И было не очень светло. А мальчики и девочки были все как дяди и тёти. Совсем как большие. Потому что были с бородами и в платках на голове. Очень закутаны. И у них были ружья настоящие. И ещё топоры.

А один мальчик был матрос. И он сидел на маленькой пушке. А потом сказал, что это пулемёт. И что из него можно сколько хочешь стрелять. И потом показал ящик и сказал, что там пули. Их очень много. И что надо генералов выгонять. А потом сказал, чтоб выходили, у кого ружья. И стал всех с ружьями ставить в ряд. Одна девочка стала говорить, что не надо воевать, а надо генералов попросить.

И вдруг привели дедушку. Он не мог идти, потому что его побили. Он сказал, что просил генералов, а они его побили. Матрос стал на него показывать пальцем и сказал:

– Ось просил!

И все стали говорить. Очень громко стали говорить. И ружьями стали махать. А я не хотел, чтоб сейчас стреляли.

Матрос стал кричать:

– Тише!

Это чтоб не услыхали. Потому что они прячутся и они в лесу.

Как партизаны пошли нападать

Вдруг прибежал мальчик. Совсем маленький, как я. Он никак не был одет.

А просто мальчиком. Все замолчали и стали на него глядеть.

Он сказал, что все генералы спят и что все солдаты спят. Только два не спят. И он знает, где они не спят.

Тогда матрос сказал, чтоб тихонько идти и чтоб ружья зарядили.

А он потом крикнет «ура», и тогда чтоб все бросались, и стреляли, и бежали выгонять генералов.

И все потихоньку пошли.

А бабушка заиграла очень тихую музыку.

И снова задёрнули красную занавеску.

Мне было страшно: вдруг солдаты проснутся и застрелят матроса и не дадут выгнать генералов?

Маруся дала мне семечек и сказала, чтоб я на пол не сорил, а скорлупки собирал бы в руку. Только она не сказала «скорлупки», а сказала «лушпайки».

А я сначала не хотел есть семечек, потому что я хотел знать, как будет с матросом и как они нападут на солдат, потому что вдруг их всех солдаты застрелят? Проснутся, возьмут ружья и застрелят.

Я не стал семечек есть, я их держал в кулаке. И смотрел на занавеску.

Как партизаны напали

Вдруг занавеска опять открылась. И там была комната. А в комнате были диваны. И на диванах спали генералы. И главный генерал тоже.

Потом стоял стол. А на столе бутылки. И по комнате ходил солдат с ружьём.

Он всё подходил к окну и глядел в окно. Я всё боялся, что он увидит матроса и партизан. Потом он открыл окно и посмотрел. И спросил тихонько:

– Что, тихо кругом?

А к окну подошёл другой солдат, который на улице, и сказал:

– Никого не видно. Никого не слышно.

А этот солдат сказал ему:

– Смотри хорошенько.

И стал опять ходить по комнате.

А бабушка тихонечко заиграла. Потом стала немножко скорей играть. И немножко громче. И мне стало страшно. И вдруг – как бухнет! И солдат за окном закричал:

– Тревога!

А этот солдат стал будить генералов. Генералы вскочили и стали кричать, чтоб скорей солдаты вставали. Солдаты начали прибегать и стрелять из окна.

Страшно громко. Генералы тоже стреляли из пистолетов. И я боялся, что застрелят матроса.

А застрелили вовсе не матроса, а одного генерала.

Он упал. И ещё один солдат упал. И вдруг вбежал матрос. А у него в руке бомба.

И матрос закричал, чтоб поднимали руки вверх. И они все подняли руки вверх, потому что матрос победил. И партизаны победили.

И потом прибежали те партизаны. И схватили генералов, чтоб их потом выгонять.

Бабушка стала играть музыку. И все запели. И встали. Я тоже встал. И стал кричать:

– Ура!

Потом все тоже кричали: «Ура!» А бабушка вышла и замахала рукой, чтоб не кричали. И все замолчали. И стало совсем тихо. Бабушка сказала, что кричать будут, сколько хотят, когда будет настоящее представление, а сейчас мы пробуем, хорошо ли выходит.

Как Маруся говорила

Бабушка сказала, что всё хорошо. Только пели нехорошо. И велела, чтоб опять пели. И чтоб слушали, как она играет. А когда спели, бабушка сказала:

– Ну, Маруся, теперь тебе.

А Маруся сказала, что не будет.

Все стали кричать ей:

– Иди! Иди!

Она пошла туда, где все стояли. И стала говорить. А я ничего не понял, потому что по-украински.

И стал семечки есть, потому что они у меня в кулаке были. А бабушка мне потом сказала, что Маруся говорила, какой праздник будет. А этот праздник такой, что на весь свет. Потому что все, кто молодой и кто хочет генералов выгонять, так они все устраивают праздник. Бабушка сказала, что это пионеры делают представление, чтоб смотрели старшие, а старшие – так они детям качели устраивают, очень большие. И ещё гигантские шаги.

А потом бабушка заиграла, и все партизаны, все солдаты, и генералы, и тётеньки, и старичок – все стали ходить по едальне, а бабушка играла на пианино. Они ходили, как красноармейцы. И очень топали.

Мы с Марусей тоже с ними ходили, только держались за руку. Они все пели песню. И я тоже пел. Только не говорил, а просто голосом. Потому что я не знал, какая это песня. Она по-украински.

Я теперь знаю, какое это представление. И как представляют.