Что Кейти делала

Обед приносили из trattorianote 187 в жестяном ящике, в котором стоял и горшочек с горячими углями, чтобы блюда не остыли по дороге; этот ящик слуга нес на голове. За установленную плату они ежедневно получали суп, два мясных, два овощных и одно сладкое блюдо, при этом всего было так много, что всегда что-нибудь оставалось на другой день к завтраку. Салат, фрукты и свежие яйца Мария покупала для них на рынке. От кондитера они получали pane santonote 188— нечто вроде легкого пирога, для которого вместо муки использовали аррорутnote 189, а иногда, в виде особого угощения, квадратный кусок pan forte de Sienanote 190, изготовленного из меда, миндаля и шоколада — смеси столь же вредной, сколь и вкусной, которая могла бы получить медаль где угодно за гарантированное обеспечение ночными кошмарами.

Эми скоро научилась узнавать магазины, из которых поступали эти лакомства. Были у нее и свои любимцы среди разносчиков, торгующих апельсинами и мелким, очень сладким инжиром, который сушат на солнце без добавления сахара и которым издавна славится Флоренция. Они в свою очередь тоже стали узнавать ее и поджидали, когда в окне появится ее маленькая головка в чепчике рядом с пышной белой шевелюрой Мейбл. Завидев ее, они принимались расхваливать свой товар с самыми мелодичными интонациями, столь просительными, что Эми тут же бежала к Кейти, выступавшей в роли экономки, и умоляла ее «пожалуйста, купить» что-нибудь: «Потому что это мой старый знакомый и он так хочет, чтобы я у него что-нибудь взяла».

— Но, птенчик, на сегодня у нас много инжира.

— Ничего, купите еще, пожалуйста. Я съем все; съем, правда.

И Эми держала слово. Аппетит у выздоравливающей был невероятный.

Был и другой товар, приносивший такое же большое удовольствие им всем. Красота и дешевизна цветов во Флоренции — источник постоянного удивления для иностранца. Каждое утро, вскоре после завтрака, одолев два длинных пролета поскрипывающей лестницы, ведущей к квартире миссис Эш, в дверь стучал старик и, как только она открывалась, всовывал в переднюю потертый локоть и большую низенькую корзину, полную цветов. И каких цветов! Множество алых и кремовых тюльпанов, белые и золотистые нарциссы, подобранные по цвету и связанные вместе розы всех оттенков, гвоздики, глицинии — тяжелые головки на длинных побегах, дикие гиацинты, фиалки, темно-малиновый и оранжевый шелковник, giglios, или дикие ирисы, — эмблема Флоренции, — такого глубокого фиолетового цвета, что кажутся почти черными, анемоны, клейтонии, бледные цветы жимолости, связанные в большие неровные букеты, побеги плюща, ветки цветущих плодовых деревьев — все прекрасное и душистое, что только можно вообразить. Этот соблазнительный товар старик выкладывал на стол. Миссис Эш и Кейти выбирали что хотели, а затем начинался процесс заключения сделки, без которого в Италии не происходит ни одна покупка. Старик называл невероятно высокую цену, в пять раз больше той суммы, какую надеялся получить. Кейти предлагала очень маленькую, значительно меньше того, что она собиралась заплатить. Старик подскакивал от ужаса, заламывал руки, уверял дам, что он умрет от голода и вся его семья вместе с ним, если он возьмет меньше, чем названная им сумма, а затем снижал цену на полфранка. Так продолжалось пять минут, десять, иногда четверть часа; цена, требуемая стариком, постепенно снижалась, цена, предлагаемая ему Кейти, постепенно повышалась, на цент или два каждый раз. Затем в эту борьбу вмешивалась великанша. Она выскакивала из кухни, бранила торговца; хватала его цветы, заявляла, что они плохо пахнут, снова бросала, изливая негодование в многословных упреках и брани, и казалась такой огромной в этом возбужденном состоянии, что Кейти удивлялась, как это старик еще осмеливается ей отвечать. Наконец неожиданно наступало затишье. Старик пожимал плечами и, заметив, что он, его жена и его престарелая бабушка останутся без хлеба в этот день, раз уж такова воля синьоры, брал предложенные деньги и уходил, оставив после себя такое множество цветов, что Кейти начинала бояться, не заплатили ли они ему и в самом деле слишком мало, и чувствовала некоторые угрызения совести, пока не замечала, что торговец спускается по лестнице, буквально приплясывая от радости, а Мария мрачна и раздражена расточительностью своих хозяек.

— Эти американцы — нация транжиров, — бормотала она про себя, обмахивая растопку в своей забавной маленькой кухонной плите веером из пальмовых листьев, чтобы огонь поскорее разгорелся. — Они выплескивают деньги, как воду. Ну что ж, тем лучше для нас, итальянцев! — И она пожимала плечами.

— Но, Мария, мы заплатили всего лишь шестнадцать центов, а взгляните на эти цветы! Здесь по меньшей мере полкорзины!