Что хотят женщины

Войдя в мраморную ванную комнату, я закрыла краны, сбросила полотенце. И повернулась к высокому зеркалу рядом с дверью, чтобы окинуть взглядом собственное тело. Да, вся моя история отразилась в этом зеркале: едва заметные и странно симметричные швы прямо под грудной клеткой, гладкие крепкие бедра. Когда-то я ездила верхом. Руки у меня были в полном порядке, грудь выглядела прекрасно. Волосы лежали замечательно благодаря удачной стрижке. Через несколько месяцев мне должно было исполниться сорок два, но я никогда не чувствовала себя более соблазнительной. Это чувство подарил мне С.Е.К.Р.Е.Т. Он заставил умолкнуть внутреннего критика, дал мне совершенно новое ощущение собственной женственности, даже усилил его. Я была благодарна за это.

Я слишком устала, чтобы долго мокнуть в ванне, поэтому вскоре вышла из нее и закуталась в один из самых уютных купальных халатов в мире.

Стук в дверь пробудил меня от вроде бы недолгой дремоты. Это оказался коридорный, принесший мне кофе и все прочее на завтрак! Оказалось, что я проспала всю ночь. На подносе между масленкой и сахарницей лежала плотная карточка. Я взяла ее, как рождественский подарок, чтобы увидеть слово «Любопытство», написанное затейливым почерком на одной стороне, и внизу под ним вопрос: «Любопытство насчет чего?»

Мой пропущенный Шаг! Я вздрогнула, разволновавшись. Я попыталась не спешить и не нервничать, спокойно насладиться завтраком, сидя перед окном: кофе латте, свежие фрукты, хлеб и джем. Но мне слишком хотелось увидеть Париж, чтобы засиживаться за едой.

Сразу после восхода солнца я натянула свитер и удобные уличные туфли и вышла на авеню Георга V, где сразу наткнулась на группу монахинь в традиционных черных балахонах, спешивших в американский собор по соседству.

Воздух был душист и свеж, он словно обнимал меня, лаская кожу. Вооруженная хорошей картой города, я решила дойти до Лувра через Тюильри, а потом заглянуть в Центр Помпиду, о котором читала когда-то, что снаружи здание выглядит как «путаница вентиляционных труб», но сделано это сознательно, чтобы внутри оставалось как можно больше места для произведений искусства. Помню, я ухватилась за это определение, как за метафору той жизни, какой мне хотелось бы жить, но это было еще тогда, когда я собиралась стать вольной певицей, собиралась, пока простые практические соображения не вышибли подобные мысли из моей головы. Остальное я могу осмотреть позже; в первый день я хотела получить основные впечатления.

Странно впервые видеть собственными глазами некое место, знакомое лишь по книгам и фильмам. Я даже не помнила, чтобы меня прежде интересовало, как на самом деле живут парижане, или какова цена здешней жизни, или как выглядят пригороды, или как здесь люди добираются до работы, или какая тут система школьного образования. Но сейчас я думала именно об этом, восхищаясь выходившими на реку балконами домов, воображая жизнь в неких величественных шестикомнатных апартаментах окнами на Сену и Эйфелеву башню. Я вдруг представила, что живу здесь, открываю окна, одетая в белый шелковый халат, не спеша пью кофе, прежде чем разбудить Гаса и посадить его в школьный автобус. Но есть ли в Париже такие автобусы? Или мне пришлось бы идти с сыном пешком к какому-нибудь гигантскому старинному зданию с горгульями на крыше, с цветными витражами? Или он мог бы и один прекрасно дойти, потому что здесь безопасно? Смог бы он завести здесь друзей? Подружиться с другими американцами? Или мне бы пришлось настаивать, чтобы он дружил с французами?

Прекрати, Соланж! Вернись к реальности.

Я вздохнула. Париж, пожалуй, был единственным местом в мире, где вы могли бы влюбиться в какую-нибудь комнату, или в пейзаж, или в улицу – точно так же, как в живого человека. Именно это и происходило со мной. Моя кожа горела, сердце билось ускоренно. Я поклялась себе, что мы обязательно привезем Гаса в Париж, и скоро. Ну, может быть, не мы. Я должна привезти его сюда до того, как он станет настолько взрослым, что ему уже скучно будет путешествовать с занудной старой матушкой.

Я никогда не страдала страстью к покупкам, но теперь поняла, как Париж может погубить женщину. Мне вдруг страстно захотелось обладать вещами, на которые я прежде и не бросила бы второго взгляда: эффектные шляпки, дорогие сумочки, даже ошеломительное свадебное платье кремового цвета с кружевными рукавами и атласным кушаком, которое стоило ровно столько, сколько мой отец отдал за наш дом на Стейт-стрит, когда мы покупали его в шестидесятых годах. Здесь было слишком много всего, слишком много прекрасного и опьяняющего.