Что хранит океан?

Начались трудовые будни, но Берт и его сподвижники твердо верили, что праздник уже не за горами. Чтобы его приблизить, пришлось напряженно работать почти год: нужно было разрушить и удалить сотни тонн коралловых наростов, прочным панцирем сковавших обломки галеона вместе с его драгоценным грузом. Но наконец путь к сокровищам открыт. Наступило время, когда каждое погружение было уже не в тягость, а в радость: словно проникшись симпатией к группе Уэббера, море щедро вознаграждало подводных тружеников за упорство и трудолюбие.

Вот найдено множество серебряных монет чеканки 1640 года (кстати, они-то и подтвердили, что найден именно «Консепсьон», потерпевший крушение, как помнит читатель, в 1641 году). Следом на палубу поискового судна водолазы поднимают две крупные золотые цепи, изготовленные в Китае. День ото дня растет гора серебряных слитков — их набралось несколько тонн! Большой интерес вызвали китайские фарфбровые чашки эпохи династии Мин, которая правила страной без малого три столетия, но сошла с исторической сцены через три года после гибели «Консепсьона». Любопытно, что чашки неплохо перенесли шторм и удары галеона о рифы: из 30 штук только две оказались разбитыми. В том же сундуке, где находился фарфор, была обнаружена и контрабанда: какой-то хитрец, надеясь обмануть испанских таможенников, спрятал в двойном дне сундука толстый слой серебряных монет. Но еще прежде кто-то надул самого контрабандиста: среди его тайного груза оказалось немало поддельных монет довольно тонкой работы, свидетельствовавшей о высоком мастерстве новосветских фальшивомонетчиков той поры. Со дна моря подводники извлекли навигационные приборы «Консепсьона»: три астролябии и крестообразный нивелир.

Добычу группы специалисты оценили во много миллионов долларов. И хотя половину из них, согласно договору, пришлось отдать правительству Доминиканской Республики, в территориальных водах которой покоятся останки «галеона Фипса», доход основанной Уэббером фирмы оказался весьма солидным. Вместе со значительными материальными средствами Берт приобрел и высокую международную репутацию как исследователь подводного мира. Научный подход к делу, участие в разработке и испытании нового оборудования для морских поисков, бережное отношение к находкам, имеющим большое археологическое значение, — все это выгодно отличает Берта Уэббера от тысяч алчных искателей сокровищ, готовых ради блеска золота крушить все и вся, взламывать и расхищать подводные «склады», нисколько не заботясь об исторической и культурной ценности многих «неблагородных» грузов затонувших кораблей прошлого.

* * *

У читателя могло сложиться впечатление, что стоит только начать подводные поиски, как вскоре придет удача по принципу веселой песенки, чересчур оптимистично утверждающей, что «кто ищет, тот всегда найдет». Увы, это далеко не так: ведь и «Волгу» выигрывает отнюдь не каждый купивший лотерейный билет. И Мел Фишер, и Барри Клиффорд, и Берт Уэббер, с которыми вы смогли познакомиться, — лишь единичные избранники фортуны из многомиллионной армии тех, кто пытался и пытается найти счастье на подводных золотых или серебряных приисках. Но кто сосчитал все разочарования или неудачи, выпавшие на долю подавляющего большинства этих искателей сокровищ? Кто знает, сколько драм и трагедий свершилось на этом скользком пути?..

Пожалуй, тысячу раз прав Жак Ив Кусто, тоже, как вы знаете, отдавший дань поискам затонувших сокровищ, но практически так и не нашедший их: «Жизнь и напряженная деятельность, — говорит знаменитый ученый и путешественник, — вот подлинное сокровище».

Не златом единым

Спору нет: очень многих искателей счастья, готовых погружаться за ним в океанские пучины, затонувшие сокровища, привлекают прежде всего своей ценностью. Но учеными, которых именуют подводными археологами, как правило, руководит отнюдь не корысть, а желание пролить свет на еще не прочитанные страницы истории жизни наших далеких предков, добыть неизвестные прежде сведения об уровне материальной культуры общества в давние времена. Вот почему для таких бескорыстных рыцарей науки найденный на дне простой корабельный гвоздь или якорь порой представляет куда больший интерес, чем, скажем, украшение из благородного металла, а глиняная амфора, пролежавшая в воде десятки столетий, может доставить ничуть не меньше радости, чем подаренный Нептуном изумруд или бриллиант. А разве не на вес золота ценятся некоторые спасенные из морского плена произведения искусства, например скульптуры, изваянные древними мастерами из бронзы или мрамора?