Что лучше денег?

Она угрюмо подсказывала дорогу, и я подъехал к дому, еще более грязному и еще более ветхому, чем тот, в котором я жил.

— Ты будешь жить со мной, детка, — сказал я ей. — Ты заработаешь деньги пением и отдашь мне то, что украла. С этого момента я становлюсь твоим агентом, и ты будешь платить мне десять процентов с того, что заработаешь. Мы все это зафиксируем в письменном виде, а для начала ты уложишься и уедешь отсюда.

— Я никогда не смогу зарабатывать пением.

— Предоставь это мне. Будешь делать то, что я тебе скажу, или отправишься в тюрьму. Выбирай сама, что тебе нравится, только побыстрее.

— Почему ты не оставишь меня в покое? Говорю тебе, я ничего не заработаю пением.

— Так куда ты едешь — со мной или в тюрьму?

Она посмотрела на меня долгим взглядом, полным жгучей ненависти, но это меня нисколько не трогало. Она была в моих руках и могла ненавидеть меня сколько угодно. Она вернет мне мои деньги.

Пожав плечами, она сказала:

— Ладно, я поеду с тобой.

Сборы не заняли у нее много времени. Мне пришлось расстаться с четырьмя из взятых у нее пяти долларов, чтобы уплатить за комнату, затем я привез ее домой.

Ее прежняя комната была все еще свободна, и она вновь ее заняла. Пока она устраивалась, я написал соглашение с множеством бессмысленных, но внушительных юридических терминов, которое делало меня ее агентом на условиях десяти процентов комиссионных, и принес его к ней в комнату.

— Подпиши вот здесь, — сказал я, указывая на пунктирную линию.

— Я ничего не стану подписывать, — заявила она с мрачным видом.

— Подписывай, или прогуляемся до участка.

Опять в ее глазах вспыхнула жгучая ненависть, но она поставила свою подпись.

— Хорошо, — сказал я, пряча бумагу в карман, — сегодня вечером мы пойдем в «Голубую розу», и ты будешь петь. Ты будешь петь так, как никогда еще не пела, и ты получишь работу за семьдесят пять долларов в неделю. Я беру десять процентов и тридцать долларов, которые ты мне должна. Теперь, детка, ты работаешь вначале на меня, а потом на себя.

— Я ничего не заработаю, вот увидишь.

— А в чем дело? — Я посмотрел на нее. — С таким голосом ты могла бы нажить состояние.

Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. Потом как-то разом обмякла и тяжело опустилась на стул, словно бы у нее растаял позвоночник.

— Ладно. Как хочешь.

— Что ты наденешь?

Она явно через силу встала и открыла шкаф. У нее было только одно платье, да и то не ахти какое, но я знал, что в «Голубой розе» не любят яркого света, поэтому на худой конец и оно сойдет. Должно сойти.

— Не могла бы я что-нибудь поесть? — спросила она, снова плюхаясь на стул. — Я целый день ничего не ела.

— Ты только и думаешь, что о еде. Поешь после того, как получишь работу, и не раньше. Куда ты дела те деньги, которые украла у меня?

— Я жила на них. — Ее лицо снова помрачнело. — А ты думаешь, как я жила весь этот месяц?

— Ты что, никогда не работаешь?

— Когда могу, работаю.

Я задал ей вопрос, который занимал меня с тех пор, как я ее встретил.

— Как ты связалась с этим наркоманом Уилбуром?

— У него были деньги. Он не был таким скрягой, как ты.

Я сел на кровать.

— А где он взял их?

— Откуда я знаю. Я у него не спрашивала. Одно время у него был «паккард». Если бы не передряги с полицией, мы бы до сих пор в нем ездили.

— А когда он попал в беду, ты смылась?

Она запустила руку под блузку и поправила лифчик.

— Ну и что? Его разыскивала полиция, а я-то при чем?

— Это было в Нью-Йорке?

— Да.

— А как ты приехала сюда, на какие деньги?

Она спрятала глаза.

— У меня было кое-что. Тебе-то какое дело?

— А такое, что ты наверняка прикарманила его деньги, как и мои.

— Можешь думать что угодно, — сказала она равнодушным тоном.

— Что ты собираешься петь сегодня вечером? Ну, для начала пойдет «Душой и телом». А на «бис»?

— С чего ты взял, что придется петь на «бис»? — спросила она, вновь помрачнев.

Я с трудом подавил в себе желание влепить ей пощечину.

— Давай что-нибудь старое. Ты знаешь «Не могу не любить его»?

— Да.

Это было как раз то, что требовалось. Если она споет это своим громким, серебристым голосом, они просто обалдеют.

— Отлично. — Я взглянул на часы. Было начало восьмого. — Я скоро вернусь. Переоденься. Увидимся через час.

Я подошел к двери и взял ключ.

— На тот случай, детка, если тебе вздумается сбежать, я тебя запру.

— Я не сбегу.

— Вот об этом я и позабочусь.

Выйдя из комнаты, я закрыл за собой дверь и запер ее на ключ.

Я вручил Расти неоновую вывеску и сказал ему, что вечером меня не будет.

Он посмотрел на меня и озадаченно почесал в затылке.

— Послушай, Джефф, я давно хотел с тобой потолковать. Твою игру на пианино здесь не ценят. Я не могу платить тебе тридцать долларов в неделю. Послушай, будь благоразумным и поезжай домой. Та жизнь, которую ты здесь ведешь, совсем не для тебя. В любом случае я не могу тебя больше содержать. Я покупаю музыкальный автомат. Это твоя последняя неделя.

Я улыбнулся ему.

— Все правильно, Расти. Я знаю, ты желаешь мне добра, но я не поеду домой. В следующий раз, когда ты меня увидишь, я буду сидеть в «кадиллаке».