— Теперь, — с видимым облегчением произнес он, — у меня есть законный повод задержать тебя.
Он взял спичечный коробок и передал Блэйну.
— Если нужны сигареты, я принесу, — предложил шериф.
— Не стоит, — отказался Блэйн. — Иногда я ношу их с собой, но обычно не курю. Они у меня кончаются раньше, чем сам собираюсь закурить.
Шериф снял с гвоздя кольцо с ключами.
— Пошли, — сказал он.
Блэйн вышел за ним в коридор, который тянулся вдоль ряда темных камер.
Шериф открыл крайнюю, возле самого входа.
— Тебе на одного, — сказал он. — Последнего выпустил вчера вечером. Черномазый перешел границу и угодил за решетку. Вообразил, что он не хуже белых.
Блэйн вошел в камеру, шериф захлопнул дверь и запер на ключ.
— Если что-нибудь понадобится, — сказал шериф, демонстрируя искреннее гостеприимство, — крикни мне. Я тебе это достану.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Он встал с узкой койки, прикрытой грязным одеялом, и подошел к окну. Улица была залита солнцем, на бульваре покачивались чахлые деревья. У тротуара рядом с убогими, жалкого вида конторами стояли полуразвалившиеся машины, некоторые настолько древние, что были оборудованы колесами, вращаемыми двигателем внутреннего сгорания. Сидящие на ступеньках магазинов мужчины жевали табак и сплевывали на асфальт, образуя липкие янтарные лужицы, похожие на старые пятна крови. Казалось, они просто бездельничают, лениво пожевывая и переговариваясь друг с другом, и не обращают внимания ни на здание суда, ни на что-либо другое.
Но Блэйн знал, что они следят за зданием. Они караулят его — человека с зеркалом в мозгу. Мозг, который, как сказала старая Сара шерифу, отражает.
Вот что заметил Кирби Рэнд, вот что выдало меня и заставило «Фишхук» броситься в погоню. А Рэнд, в таком случае, если не слухач, то, по крайней мере, наводчик. Хотя, какая разница, подумал Блэйн. Будь он даже и слухач, все равно он не смог бы заглянуть в его мозг, который отражает.
А это значит, понял Блэйн, что в мозгу у меня что-то вроде маячка-мигалки, бросающейся в глаза каждому, кто может видеть. Я нигде теперь не буду в безопасности, нигде не смогу укрыться. Я таскаю за собой колокол громкого боя, и его легко обнаружит любой слухач или наводчик, оказавшийся поблизости. Но раньше я таким не был. В этом нет сомнения. Иначе кто-нибудь сказал бы об этом или это было бы в моей психической карте.
— Эй, ты, — позвал он спрятавшегося у него в мозге, — вылезай!
Тот завилял хвостом. Он заюлил, как довольный пес. Но остался на месте.
Блэйн отошел от окна и сел на край кровати.
Гарриет должна помочь мне. А может, шериф отпустит меня раньше, как только все успокоится. Хотя шериф и не обязан меня отпускать, ношение оружия — вполне достаточный повод для задержания.
— Дружище, — обратился он к своему жизнерадостному спутнику, — похоже, тебе придется опять поработать. Нам снова может понадобиться какой-нибудь финт.
Ведь существо в моем разуме уже продемонстрировало один финт — финт со временем. Или обменом веществ? Неизвестно, то ли я двигался тогда быстрее, чем все остальные, то ли время замедлилось для всего остального, кроме меня.
По улице, кашляя, протарахтел допотопный автомобиль. Где-то щебетали птицы. Да, попал в историю, признался себе Блэйн, серьезную историю.
Сидящие на ступеньках мужчины продолжали ждать, изо всех сил стараясь показать, что здание суда их нисколько не интересует. Все это начинало Блэйну нравиться все меньше и меньше.
Дверь в кабинете шерифа открылась и снова захлопнулась, послышались шаги. Голоса звучали неразборчиво, и Блэйн не стал прислушиваться. Чем может помочь, если я что-то подслушаю? И вообще, может ли мне что-то помочь?
Неторопливой поступью, чеканя шаги, шериф пересек кабинет и вышел в коридор.
Блэйн поднял глаза и увидел его, стоящего перед камерой.
— Блэйн, — сказал шериф, — пришел отец, чтобы поговорить с тобой.
— Какой отец?
— Святой отец, язычник. Пастырь нашего прихода.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Войдя в камеру, священник замигал, стараясь привыкнуть к полумраку.
Блэйн встал.
— Я рад, что вы пришли, — сказал он. — К сожалению, самое большее, что я могу предложить, это присесть здесь на нарах.
— Ничего, — ответил священник. — Меня зовут отец Фланаган. Надеюсь, я не помешал?
— Ни в коей мере. Рад вас видеть.
Покряхтывая от натуги, отец Фланаган опустился на край койки. Это был пожилой тучный человек с добрым лицом и морщинистыми, скрюченными артритом руками.
— Садись, сын мой. Надеюсь, что не отвлек тебя. Сразу хочу предупредить, что я постоянно влезаю в чужие дела. Видимо, причиной тому — моя паства, большинство из которой, независимо от возраста, большие дети. О чем бы ты хотел побеседовать со мной?
— О чем угодно, — ответил Блэйн, — кроме разве религии.
— Ты не веришь в бога, сын мой?
— Не особенно, — ответил Блэйн. — Обычно размышления на эту тему приводят меня в замешательство.