Что мы делаем в постели: Горизонтальная история человечества

Новая идеология быстро пустила корни. В 1598 году один из первых акушеров Франции Жак Гиймо (1550–1613) написал в своем ставшем авторитетным труде «О счастливом родовспоможении женщинам» (De l'heureux accouchement des femmes): чтобы роды прошли быстро и без проблем, нужно это делать, лежа на спине в кровати. В 1668 году акушер Франсуа Морисо, хирург, получивший известность при дворе Людовика XIV, опубликовал фундаментальный «Трактат о болезнях беременных и о родах» (Traite des maladies des femmes grosses et accouchees). Его книга отражала ставшее популярным представление о беременности как о болезни, требующей кровати и мужской помощи для излечения. «Постель должна быть устроена так, – писал Морисо, – чтобы женщина, готовая к родам, полулежала на ней на спине, ее голова и грудь должны быть слегка приподняты, ибо в этом положении она дышит лучше и будет иметь больше сил, чтобы справляться со своими болями, чем в иной позе или если бы она лежала плашмя в своей постели»{76}.

Кровать была признана самым правильным местом для родов. Тем не менее что-то, возможно, еще более странное было в этом стремлении уложить беременных женщин на спину. Король Людовик XIV, по-видимому, любил наблюдать за роженицами. Разочарованный тем, что традиционный стул для родов заслонял ему обзор, он, как говорят, очень поддерживал новое лежачее положение. Истинное влияние Людовика неизвестно, но, учитывая почти божественный статус «короля-солнца», эта история выглядит вполне правдоподобной. Как бы то ни было, к концу XVII века кровать стала обычным местом родов во Франции для всех, кроме крестьянок из сельских районов страны.

Среди разработок, которые продвигали акушеры, было использование щипцов, предложенных семьей Чемберлен в начале XVII века. Щипцы Чемберлена были спроектированы так, что они повторяли очертания черепа для фиксации вокруг головки ребенка, но без тазового изгиба, характерного для современного инструмента. Их применение оставалось семейной тайной до 1690-х годов, когда Хью Чемберлен раскрыл правду. Но, пока о щипцах никто не знал, мастерство Чемберленов, которые принимали роды под простыней или одеялом, представлялось почти магическим. Поначалу к таким манипуляциям относились с подозрением и акушерки побеждали в конкуренции с чересчур усердными врачами, орудующими щипцами. Но повитухи в конце концов стали выглядеть как нечто отсталое, пережиток ушедшей эпохи. В 1899 году, когда Джозеф Боливар Дели открыл Чикагский родильный дом, он настаивал, что роды – это медицинский процесс, в котором нет места повивальным бабкам. Дели также был горячим сторонником размещения рожениц на кроватях, обезболивания и использования щипцов в процессе родов.

Роды на больничной койке

Как бы ни настаивал Джозеф Дели на преимуществах больничной койки, поначалу эти кровати вызывали любые чувства, кроме радости. В XVIII веке первая парижская лечебница для лежачих больных Отель-Дьё имела 1200 коек и большое родильное отделение. Тем не менее спрос опережал предложение, и женщины часто были вынуждены делить одну кровать на двоих, порой рожая бок о бок с соседкой. В больнице часто случались эпидемии родильной горячки и смертность составляла от двух до восьми случаев на 100 родов, что примерно в десять раз превышало смертность вне больницы. У женщины внезапно начиналась лихорадка, появлялись боли, отеки и кровотечения, и в течение нескольких дней она умирала. Никто понятия не имел, что вызывало послеродовой сепсис, но некоторые считали, что причиной всему испорченное грудное молоко. Отель-Дьё сделал эту гипотезу основной в 1746 году, после одной из первых документально подтвержденных госпитальных эпидемий родильной горячки. То, что обнаружили в телах мертвых женщин во время вскрытия, было описано как «свернувшееся молоко», прилипшее к кишечнику и другим органам. Но это было не молоко, а гной.