— Почему? — спросил Уилл. — Слишком больно?
— Что? — Марк перевел взгляд на Уилла, и хватка немного ослабла.
— Слишком больно, да? — повторил Уилл. Сердце у него колотилось, но голос звучал твердо, и он выдержал взгляд Марка, не отведя глаз. — Когда люди говорят о ком-то, кого ты любишь и кого больше нет.
— Если не заткнешься, я
— Не так, как себе, — отчеканил Уилл.
Марк нахмурился.
— Что ты несешь?
— Ты стараешься вести себя грубо, но я знаю правду.
— Да ни черта ты не знаешь! — заорал Марк. Они с Уиллом стояли лицом к лицу, почти соприкасаясь носками ботинок.
— Я знаю, ты не спишь ночами, думая, почему это случилось именно с тобой, а не с кем-то другим, — продолжил Уилл.
— Заткнись!
— Ты смотришь на тех, у кого есть и мама, и папа, и хочешь оказаться на их месте.
— Я сказал, заткнись! — прокричал Марк, но надтреснутым голосом.
— Ты хранишь отцовские вещи, потому что в них как будто до сих пор осталась его частичка.
— Да заткнись ты, черт побери! — завопил Марк, натягивая рукав на старенькие серебристые часы «Касио» на запястье.
— Я знаю, ты злишься, — добавил Уилл; теперь его голос задрожал. — Твоя жизнь рухнула, а планета почему-то не остановилась, и это так несправедливо, что хочется рушить и чужие жизни тоже: почему другие заслужили быть счастливыми, а ты нет? Тебе кажется, никто не понимает твои чувства. Большинство и не понимает, но я — понимаю. — Уилл ткнул себя в грудь. — Я знаю, что ты чувствуешь. Знаю, как это больно. Но если делать больно другим, это не поможет. Боль не отступит. Продолжай меня бить. Продолжай издеваться. Продолжай доставать. Это ничего не изменит: твоего отца больше нет, как и моей мамы, и ничто на свете их не вернет.
Марк смотрел на Уилла, сжав челюсти так, что смог бы и железку перекусить. Грудь у него вздымалась, а кулаки тряслись, как два пса, рвущихся с поводков, и Уилл мысленно подготовился к тому, что Марк их спустит; но, к удивлению Мо, Гэвина, Тони и всех остальных, наблюдавших за развитием событий с безопасного расстояния, Марк в тот день так и не ударил Уилла. Он даже не заговорил. Вместо этого он развернулся и быстро пошел прочь. Он больше не сжимал кулаки, а закрывал руками лицо.
Глава 28
Когда Дэнни наступил Кристаль на ногу в первый раз, она рассмеялась. Улыбнулась, когда он сделал это снова. На третий раз она закатила глаза, на четвертый — выругалась себе под нос, а на пятый — так громко, что к ним заглянула Фэнни проверить, все ли в порядке.
— Что ты делаешь? — спросил Дэнни, когда Кристаль остановилась посреди танца и выключила музыку.
— Что
— Э-э… танцую?
— Ага, прямо на моих ногах, блин. А это, между прочим, очень хрупкие инструменты. Они мне нужны, чтобы зарабатывать деньги.
— Серьезно? — засомневался Дэнни. — Люди платят, чтобы увидеть твои ноги?
— Ага, умник, один мужик реально платит. И хорошо платит, кстати, но перестанет, если мои ноги будут выглядеть как мостовая в какой-нибудь чертовой Памплоне[22]
.— Я уже сказал, это случайно вышло! Такое бывает.
— Ага, и ты живое тому подтверждение. Но пять раз — это уже не случайность, Дэнни. Случайность — это один раз. Два раза — столкновение. Но пять? Пять раз — это не случайность. Это дурацкая шутка.
— Я же извинился.
— За что именно ты извинился? — возмутилась Кристаль. — За отдавленную ногу? Или за то, что впустую тратишь мое утро, которое я могла провести в кровати за просмотром «Охоты за сделками»[23]
?— Просто я сегодня немного неповоротлив, — сказал Дэнни совершенно неубедительным тоном.
— Неповоротлив? Дэнни, да у меня при одном взгляде на тебя начинаются судороги. Некоторые из наших постоянных клиентов двигаются лучше, чем ты, а им делали много операций на бедренных суставах. Ты же понимаешь, до конкурса всего пять дней! Пять дней, Дэнни. Так почему ты танцуешь так, будто у тебя есть еще пять месяцев?! Серьезно, если это твой максимум, то можешь прямо сейчас пойти и сам сломать себе ноги — хотя бы испортишь своему домовладельцу веселье. Я тебе помогу, если хочешь.
— Ладно, ты права, извини. Просто… Уилл наконец-то заговорил, и все стало налаживаться, но утром мы поругались, и…
— Дэнни, не пойми меня неправильно, но мне абсолютно наплевать, что происходит у тебя дома. Сейчас, когда мы вдвоем торчим в этой студии. И тебе должно быть плевать. Ты должен волноваться только об одном: как выиграть этот чертов конкурс. Потом у тебя еще будет время обо всем этом беспокоиться, но пока задвинь эту мысль в самый угол, дай ей айпад и пакетик сока, а сам сосредоточься на цели. Понял?
— Понял.
— Супер. А сейчас встань и танцуй так, словно от этого в прямом смысле зависит твоя жизнь, и если ты еще раз наступишь мне на ногу, то, богом клянусь, я засуну ее так глубоко тебе в задницу, что ты узнаешь, каков на вкус лак у меня на ногтях.