— О, мы не могли остановить тебя, — перебила его Катарина. — Мы пытались, но ты хихикал, запрыгивал на ковер и снова улетал. Ты продолжал твердить, что хочешь отправиться в Мокегуа.
Магнусу действительно совсем было нехорошо. Его тошнило, и кружилась голова.
— Что я делал в Мокегуа?
— Так ты туда не добрался, — сказала Катарина. — Ты просто летал, кричал и пытался, кхм, написать сообщения для нас в воздухе ковром.
Внезапно у Магнуса возникло яркое воспоминание: ветер и звезды в волосах, те вещи, что он пытался написать. К сожалению, он не думал, что Рагнор и Катарина говорили на том языке, на котором он писал.
— А потом мы остановились перекусить, — сказала Катарина. — Ты больше всех настаивал, чтобы мы попробовали местное фирменное блюдо, которое ты называл куй[2]. На самом деле, мы очень приятно поужинали, несмотря на то, что ты был все еще пьян.
— Уверен, что в этот момент я как раз и протрезвел, — утверждал он.
— Магнус, ты пытался флиртовать со своей тарелкой.
— Ну да, я человек широких взглядов!
— А вот Рагнор — нет, — сказала Катарина. — Когда он узнал, что ты кормишь нас морскими свинками, то ударил тебя по голове твоей же тарелкой. Она разбилась.
— И так закончилась наша любовь, — произнес Магнус. — В любом случае, у нас все равно ничего не получилось бы с тарелкой. Уверен, что еда действительно мне помогла, Катарина, и ты была очень добра, что накормила меня и уложила в постель…
Катарина покачала головой. Похоже, она наслаждалась всем этим, как медсестра из ужасов, которая говорит ребенку, что ей не особо нравятся страшные истории перед сном.
— Ты упал на пол. Честно говоря, мы думали, что лучше оставить тебя спать на земле. Мы подумали, что ты полежишь так какое-то время, но стоило нам на минуту отвести от тебя глаза, как ты вскочил и убежал. Рагнор утверждает, что видел, как ты направлялся к ковру, подползая к нему как огромный сумасшедший краб.
Магнус отказывался верить, что делал что-то подобное. Рагнору нельзя было верить.
— Я верю ему, — предательски сказала Катарина. — У тебя возникали большие трудности с тем, чтобы идти прямо, еще до того, как тебя ударили тарелкой. А также я считаю, что еда совершенно тебе не помогла, потому что потом ты носился вокруг с криками о том, что ты видишь нарисованных на земле огромных больших обезьян, птиц, лам и котят.
— Боже мой, — произнес Магнус. — Я дошел до настоящих галлюцинаций? Официально. Звучит так, будто… это было почти мое самое сильное опьянение. Пожалуйста, не спрашивай меня о самом сильном. Это очень грустная история, связанная с птичьей клеткой.
— На самом деле, у тебя не было галлюцинаций, — сказала Катарина. — Когда мы взобрались на холмы с криками «Слезай, идиот», мы также видели на земле огромные рисунки. Они очень большие и красивые. Думаю, они являлись частью древнего ритуала по вызыванию воды из земли. Увидеть их стоило того, чтобы приехать в эту страну.
Голова Магнуса все еще была опущена в подушку, но он немного пришел в себя.
— Всегда рад обогатить твою жизнь, Катарина.
— Но велико и прекрасно не было, — задумчиво сказала Катарина, — когда тебя стошнило на эти таинственные и потрясающие узоры давно ушедших цивилизаций. С высоты. Без остановки.
На краткий миг он ощутил сожаление и стыд. Но потом он в основном снова ощутил приступ тошноты.
Позже, когда он протрезвел, то отправился посмотреть на геоглифы Наски и запомнил все бороздки, где был срезан гравий, открывающий слой глины в растянувшихся своеобразных фигурах: птица с распростертыми в полете крыльями; обезьяна с хвостом, чьи очертания, по мнению Магнуса, были явно неприличными (очевидно, он одобрил), и форма, возможно, человека.
Когда в 1930 и 1940 годах ученые обнаружили линии Наски и стали их исследовать, это немного раздражало Магнуса, так как шершавые каменные фигуры были его личной собственностью.
Но потом он смирился. Так поступали люди: сквозь века они оставляли друг другу послания, зажатые между страницами или высеченные в камне. Как протянутая сквозь время рука, которая, доверившись призракам, надеялась поймать твою. Люди не жили вечно. Они лишь могли надеяться, что то, что они сделали, будет жить.
Магнус полагал, что можно позволить людям передавать послания.
Но его принятие этого пришло гораздо, гораздо позже. На следующий день, после того, как он впервые увидел линии Наски, у него были и другие дела. Его должно было стошнить тридцать семь раз.
После тридцатого раза, когда Магнусу было плохо, Катарина забеспокоилась.
— Я действительно думаю, что у тебя может быть жар.
— Я снова и снова повторял тебе, что мне ужасно плохо, да, — холодно произнес Магнус. — Возможно, умираю, и никому из вас, неблагодарных, нет до этого дела.
— Не нужно было есть морскую свинку, — сказал Рагнор и усмехнулся. Похоже, у него был на него зуб.