И когда дело дошло до таких размеров, серьезное русское общество поняло, что в такие моменты печать — сила, но этой силы у него не оказалось, а она оказалась в руках его противников, которые по всей России говорили от его имени и заставляли себя читать, потому что других издании не было, а в один день их не создашь Эта печать подрывала доверие к обществу среди народа, говорила прямо противоположное том что думает серьезное общество, оно приходило в негодование и также часто в ужас, но должно было читать и само терялось в массе лжи, в которой не могло разобраться Киев находился в благоприятном положении, потому что из пяти газет имел «Киевлянин», который, во всяком случае, стоил остальных четырех, но это положение исключительно благоприятное Одесса, Вильно, Екатеринослав, Херсон, Полтава, Ростов, Саратов, Нижний и прочее и прочее, не имеют ни одного издания такого же направления, и даже в Москве старые «Московские Ведомости» своим неумением давно растеряли читателей.
При таком положении русская печать дошла почти до уровня печати дней французского конвента, при полном отказе государственной власти удержать ее Само общество ее обуздает, создаст себе через несколько времени иную печать, но когда это будет!»
Приложение № 8, А
Киев, 19 октября 1905 года.
Вчерашний день в Киеве показал все ужасы междуусобицы. Толпы народа разгромили в разных частях города массу еврейских магазинов; разгромлено, к счастью, немного, частных квартир. Происходили ужасные сцены. Это был стихийный взрыв оскорбленных чувств за поругание народной святыни, обратившийся на евреев.
Кровь несчастных жертв, весь ужас стихийного разгула, пережитого многими тысячами населения, все несчастья и разорение, которое постигло столь многих, а многих лишило жалкого крова и последнего куска хлеба, падает на голову тех безумцев, которые (вызвали взрыв и так кощунственно оскорбили народную святыню. Темен и беден русский народ, не много у него радостей, не много у него света. Но он свято верит в Бога, его земная путеводная звезда — Русский Царь, он глубоко любит свое отечество. Не касайтесь его святынь и уважайте его народное чувство. Не говорите, что русский народ — раб. Это великий и любящий народ. Вы не понимаете его веры, вы не понимаете его любви, как он не понимает вас. Но вы заставили его понять, что значит революционное насилие, вы заставили его понять, что вы предаете поруганию его святейшие верования. И его ненависть против оскорбителей разразилась в погроме евреев, которых он счел вашими соучастниками.
В минуту тяжкой смуты мы не обвиняем и безумцев. Они также заблуждаются, кровавая пелена застилала им очи. Быть может, великая нравственная сила общества, переживающего столь тяжкие дни междуусобицы и народного позора, вместо радости и надежд. может и их образумить и вернуть на мирный путь.
Но несчастные евреи! Чем виноваты эти тысячи семейств, эти тысячи рабочих людей, эти тысячи женщин и детей, которые пережили все ужасы, а часть из них расплатилась разорением. Разве только тем, что они не могли удержать из своей среды тех безумцев, которые делали преступное дело. Если даже их было много в толпе, то ведь все-таки они горсть и среди евреев. На свое горе и несчастье евреи не удержали своих безумцев, не умели их вовремя образумить, но ведь безумцы есть и между нами, русскими, и мы не могли их удержать, следовательно, и мы виноваты.
Мы просим, убеждаем, молим наших сограждан не только успокоиться, но каждому убеждать всех прекратить эту страшную междуусобицу. Евреи наши сограждане, позорно и преступно подвергать насилиям и разграблению столько невинных и глубоко несчастных людей. Мы сыны великого народа, мы христиане, и мы обязаны удержать всеми средствами и силами страсти народные. Насилие при всяких условиях есть насилие, грабеж при всяких условиях есть грабеж.
Приложение № 8, Б
К странице 48.