Что нам в них не нравится…

Все это мазня поверху. Пропасть все же остается, и ее штукатуркой не заполнишь. Придет день, когда чувства русских и евреев (и их верных сателлитов — еврействующих) снова резко разойдутся. Придет день, когда без независимого русского слова станет душно. Но сказать его будет некому и негде.

Сами евреи сейчас чувствуют (может быть, больше русских) потребность в этом свободном русском слове. Ведь и эта книга пишется по еврейскому вызову. «Говорите, что хотите, только, ради Бога, не молчите; это молчание ужасно; что оно скрывает под собою? Какую кровавую угрозу таят в себе люди, коим пока зажали рот, но которые скоро освободят себе руки. Что сделают руки этого тела, которое неспособно говорить?»

Да, опасны твари бессловесные. Независимая от евреев русская печать нужна не только русским, но и евреям. И даже, может быть, евреям — больше. Но вот, увы, она не удается.

Чтобы покончить с ее мартирологом, я приведу еще справку насчет лимитрофов. Там, во всех этих новоявленных государствах, как известно, в значительной степени сохранился русский быт. Оказалось обширное поле, на котором можно было собрать обильную газетную жатву. Но кто же ее собрал?

Газета «Сегодня», то есть разновидность того же еврейско-русского альянса, характерного для «Руля» и «Последних Новостей».

Эти три газеты, имеющие в совокупности, вероятно, не менее трех четвертей газетного тиража вообще, обслуживают таким образом все русское зарубежье. Через десять лет после начала русской эвакуации (Милюков уехал в 1918 году) независимой от евреев русской печати в среде, «насыщенной антисемитизмом», таким образом, почти не существует.

Может ли быть более красноречивое свидетельство о нашей русской беспомощности в этом деле, более убедительно выписанное «свидетельство о бедности»?

Но и евреи при таком положении покоятся не на розах. Ибо, чем выше они подымаются, тем страшнее мерещится им падение. Лучшее доказательство этому — Советская Россия.

Собирательный еврей в России (его ГПУ и Е. Кускова называют Танкелевичем) мог бы сказать про себя: «Достиг я высшей власти…» А вот нет Танкелевичу от жизни никакого удовольствия; и все у него «мальчики кровавые в глазах». Так и С. Литовцев. Казалось, чего бы лучше: при помощи Милюкова и других «примыкающих» евреи овладели зарубежной печатью (как некогда захватили «рубежную») и можно бы насладиться трудами рук своих. Но нет. Литовцеву не спится; и он от бессонницы принимает лекарство, подносимое ему Левиным в виде диспутов об антисемитизме.

Ах, господа! Была бы независимая от вас русская печать, не надо было бы и диспутов; ибо такая распечатанная печать сама сказала бы вам все, что вам знать полезно.

* * *

Вышерассказанный пример (или поучительная повесть о том, как русская зарубежная печать попала в плен иудейский, хотя налицо были все данные, чтобы эмансипироваться из-под еврейского влияния после уроков революции), — показывает, в чем лежит реальная опасность. От еврейского засилия в этой области не спасают ни еврейские ограничения, вызывавшие в свое время к евреям ток симпатический; ни равноправие, полноправие и даже сверхправие, вызвавшие сильнейший ток антипатический, то есть антисемитизм. Есть нечто, что дает евреям возможность выплывать в печатной воде при всяких условиях.

Это нечто состоит, на мой взгляд, из двух преимуществ еврейских сравнительно с нами, русскими.

Русская сварливость

Первое преимущество есть общее, касающееся всех областей вообще. Второе преимущество — специальное, относящееся именно до газетного дела.

Первое преимущество состоит в том, что евреи ссорятся между собою гораздо меньше, чем мы. В этом их сравнительном единстве — громадная сила, о чем я уже говорил. Это обстоятельство придает стабильность, устойчивость еврейским предприятиям. Все, или очень многие, русские дела процветают, пока они находятся в руках одного хозяина. Но жизнь очень часто требует другой формы управления — коллективной. На «коллективизме» русские предприятия обыкновенно гибнут.

У евреев есть вековая привычка работать коллегиями: синедрионами, кагалами, исполкомами. Мои детство и юность протекли при близком наблюдении этого характерного для еврейской среды явления. На мельницах, которые принадлежали нашей семье на Волыни, мы не работали в качестве торговцев мукой. Мы были просто мельники. Коммерческую же часть вели еврейские ячейки, группировавшиеся около каждой мельницы. Были это люди маленькие, с маленькими капиталами, почему им и приходилось соединяться в компании по несколько человек — до десяти. Можно себе представить, как бы пошло дело, если бы эти десять человек были русскими: у нас по каждому вопросу было бы сто одиннадцать «особых мнений»; причем каждый защищал бы «свою точку зрения» до судорог. И дело взорвалось бы через месяц, как бомба; а компаньоны разошлись бы «злобно, врагам наследственным подобно». Разве это не так? Иностранцы давно подметили эту черту: