Что нам в них не нравится…

Существовали еще и другие ограничения, более мелкие, которые сейчас не припоминаю, кроме одного: евреи не могли быть «присяжными поверенными», а только «помощниками присяжных поверенных». Ограничение не умное; ибо, не говоря обо всем прочем, оно легко обходилось; обходилось так же, как обходят наши эмиграционные врачи запрещение практиковать в тех странах, где таковые запрещения существуют. В качестве «помощников» прекрасно жили и работали знаменитые еврейские адвокаты, которых все знали, хотя никто не ведал даже имени их «патронов».

* * *

Вот, кажется, все главнейшие тернии для евреев в русском законодательстве.

Стоило из-за этого делать революцию? Это, конечно, дело вкуса. Но мы, эмигранты, можем, пожалуй, в этом деле быть в некотором роде экспертами.

Мы сейчас находимся приблизительно в тех же условиях, в каких находились евреи в России. В некоторых отношениях наше положение легче: мы не несем воинской повинности; в других — тяжелее: мы не пользуемся политическими правами, не участвуем в выборах и т. д. В материальном отношении мы пока что в общем беднее, чем были евреи соответствующего класса в России; и живем тяжелее. Правда, скажут, у нас есть, кроме надежды «вернуться», другой выход: натурализоваться, принять подданство. Но и у русских евреев был выход: креститься. Как, отрекаться от религии?! Я не говорю, что это сладко; но и отрекаться от «русскости» не легко. Факт тот, что, приняв христианство, еврей получал все права, хотя это и не логично. Впрочем, евреи могли еще менять свою (талмудического толка) религию на еврейскую же религию, но «без талмуда», то есть сделаться караимами. Евреи-караимы, как известно, пользовались в России всеми правами. По причине для меня неясной, евреи-караимы не только жили в полной дружбе с русским законодательством, но пользовались и симпатиями населения. Даже в офицерских кругах, наиболее ригористично охраняемых от евреев, насколько я знаю, офицеры-караимы не чувствовали терний своей национальности. Да простят мне мое невежество: может быть, караимы — только люди «Моисеева закона», а по крови — не евреи? По крайней мере мне известно, что евреи и караимы жили в великом отчуждении.

Так вот: стоило ли делать революцию из-за того, что евреи были лишены некоторых прав? Ведь можно было добиваться этих прав другими путями, не революционными, мирными, без «великих потрясений», без pereat Russia…[38]

Необходимо ли было идти путем революционным, то есть в предвидении ужасных катаклизмов, в предвидении кровавых массовых расправ? — Пусть гибнет историческая Россия, пусть будут уничтожены целые классы, пусть кровью напитается русская земля, как греческая губка, пусть все это будет, — только бы в результате взошло Равноправие; великое, пресветлое, желанное, святое Равноправие…

Ну вот оно пришло — Блаженное! Что же, хорошо?

Если бы было хорошо, то эта книга не писалась бы. Ибо книга сия вызвана беспомощными еврейскими ламентациями:

— Боже мой, Боже! Не было равноправия — было плохо. Теперь есть равноправие — еще хуже стало. Что же это такое?!

* * *

Это то такое, что у всякой розы есть шипы; шипы розы Равноправия суть: антисемитизм — раз; бесхлебие — два.

Не было равноправия, так был ковалек хлеба. Получили это равноправие, так на тебе: нет с чего хлеба кушать.

Так ведь должна рассуждать теперь еврейская толща. Ибо жирного ковалка хлеба, который кушают «партийные», далеко не хватает на все русское еврейство. Но, кроме этой, уже достаточно печальной, перспективы — еще вечное ожидание невероятных, никогда не бывших, погромов.

Ужасная «пытка страхом» продолжается. Тяжело на это смотреть и по «человечеству», и из соображений эгоистических: расправа с евреями, если она будет, не пройдет безнаказанно для нас, русских. Новые беды падут на нашу голову.

Увы, я думаю, что пытка страхом будет продолжаться до тех пор, пока еврейство в сердце своем не произнесет:

— Да будет проклят день и час, когда мы дали un coup de main [39] русской революции. Отныне никогда, ни при каких обстоятельствах, мы в эти дела мешаться не будем. И даже, если у нас снова отымут права, мы все-таки за революцией не пойдем!

Не трогайте равноправия!

Чтобы закончить главу о равноправии, я скажу, что раз оно «вырвано», не следует отнимать его ни в коем случае.

Если бы «Трактат о равенстве» не был ампутирован, было бы очевидно, что я не только не являюсь ослепленным последователем юридического равенства coute que coute,[40] а наоборот, полагаю, что это равенство есть по существу нелепость; и что разумное положение наступит только тогда, когда каждый гражданин будет «зарабатывать» себе права так же, как ныне зарабатывает свое состояние.