Полсон и Гарри не сговариваясь устроились на одном просторном диване. Виталик надежной тенью завис за моей спиной.
В комнату вошел официант, толкающий перед собой тележку с напитками, и принялся интересоваться, чего присутствующие изволят.
Присутствующие изволили разное, но от алкоголя, как я заметил, воздержались все, кроме Сумкина и Магистра.
Сумкин, надо полагать, нервничал, и таким образом пытался избавиться от стресса. А Магистру вообще все по барабану, дедушка старый, ему все равно.
— Вот занятное наблюдение, — сказал я просто для того, чтобы начать разговор, раз уж прошлая попытка зашла в тупик. — В этой вашей Системе совершенно перестали работать социальные лифты. Последние лет пятьдесят я только и делаю, что жду, пока появится молодая шпана, что сметет нас с лица земли, а ее что-то все нет и нет. И вот результат — мы тут вроде как собрались здесь, чтобы обсудить серьезные вопросы мироустройства и решить его же серьезные проблемы, и в комнату эту набилось одно старичье. Здесь ведь только один человек моложе ста лет, и тот — официант.
Официант кашлянул. Все посмотрели на него.
— Вообще-то, мне сто двадцать, — сказал он. — Извините, сир.
— Ничего страшного, Грег, — сказал Кевин. — И да, я подтверждаю, ему сто двадцать.
И сколько из этих ста двадцати он качал официанта? Наверное. лет сто, раз прислуживает самому императору. А может, у него врожденный талант тарелками жонглировать.
— Так это нормально, — сказал Магистр. — К большинству людей мудрость приходит лишь с возрастом.
— А к кому-то приходит только возраст, — сказал Виталик.
— Но проблема еще и в том, что попав в Систему, люди перестают меняться, — сказал я. — Да, они растут в уровнях и умениях…
— Становятся богами, — сказал Магистр.
— Но по сути остаются теми же людьми, что и при первом входе, — сказал я.
Вот взять того же Сумкина. Он был повелителем любой кнопки, а теперь стал повелителем огня, грандмастером и архимагом, и все равно скромно прислонился к стеночке и смотрит на Кевина, как на мудрого сенсея, которому известны все тайны мироздания. Или, например, Гарри.
Он был убийцей, он остался убийцей, и все, что в нем изменилось, это цифры урона. Ну ладно, Виталик перестал быть зомби, ругаться через слово и спас СССР, но это ведь только внешние перемены. А внутри, я уверен, он все тот же старый добрый Виталик.
И рука у него до сих пор психосоматически ноет.
— Это тоже нормально, — сказал Магистр. — Люди не меняются. А когда меняются, то это перемены к худшему. И сразу после этого им прилетает. Вспомни Соломона. После близкого знакомства с тобой он изменился, и чем там дело кончилось?
Тут мне крыть было нечем.
— И кстати, — сказал Виталик. — А чем там дело кончилось?
— Я его убил, — сказал я.
— И правильно, — сказал Виталик. — Никогда он мне не нравился. Мутный тип. И скользкий, что твой угорь.
Официант снова кашлянул.
— Ты лучше иди, Грег, — сказал ему бог-император. — А тележку оставь. Полагаю, мы сможем и сами себя обслужить.
— Спасибо, сир, — с видимым облегчением сказал Грег и оставил нас наедине с нашими людоедскими разговорами.
Когда дверь за ним закрылась, Кевин уселся на подоконник и глотнул кристально чистой воды из хрустального бокала.
— Теперь давайте оставим философские разговоры и поговорим о делах, — сказал он. — А поскольку дел у нас много, предлагаю идти по нарастающей, от мелких проблем к крупным. Федор, ты уже сжег полтора миллиарда китайцев?
Глава 5
— Вообще-то, формально они уже не китайцы, — сказал Федор. — Альтернативноживые не имеют национальности.
— Ну и к чему тут эта чертова толерантность? — поинтересовался Виталик. — Просто “зомби” звучит куда короче и понятнее.
— Так сейчас принято в академических кругах, — объяснил Сумкин. — Зомби, по сути, это неправильно и нетактично. Новая этика предполагает, что это альтернативно-живые ограниченно разумные гиперактивные существа.
— Гендерно нейтральные? — попытался угадать Борден.
— Ну, это уж если совсем погружаться, — сказал Сумкин.
— Так и оставь свою терминологию для своих академических кругов, — предложил Виталик. — А здесь ты в кругу друзей.
С этими словами он выразительно посмотрел на Магистра, но первого из игроков и последнего из Архитекторов взглядом не прошибешь, даже если боевой президент смотрит.
— Скажи мне, какую ты используешь терминологию, и я скажу, кто ты, — заявил Магистр. — От правильной терминологии многое зависит. Скажем, зомби. Зомби — это просто ходячий кусок гнилого мяса, прости меня, Виталий, зомби не жалко, зомби можно истреблять миллиардами. А назови его альтернативноживым, и ты получишь уже совершенно другую историю, не так ли? И, судя по тому, что Сумкин именно так зомби и назвал, никого он так и не сжег.
— Это так? — спросил Кевин.
— Так, — подтвердил Виталик. — Мы решили, что неправильно начинать новую историю Земли с геноцида. Пусть даже такого. Возможно, найдется другое решение.
— Да черта с два, — сказал Магистр. — Не найдется.