chto_neobhodimo_znat_o_mihaile_bulgakove

До сих пор рассказанная гиштория считается непреложным фактом и украшает собой множество литературоведческих работ и энциклопедических статей.

Но я не об этом. В 1938 году (то есть сразу после смерти Ильфа) Петров обращается к Козачинскому с предложением написать (единолично) повесть о совместных похождениях в Одессе 20-х. Козачинский долго отказывается, но Петров настаивает, повесть публикуется и становится бестселлером.

При этом Козачинский не писатель, он журналист. Писатель тут, причём знаменитый, Петров. Который пишет отменно замечательно и без умершего напарника (его рассказ об «Одноэтажной Америке»). И вот ПИСАТЕЛЬ уговаривает НЕПИСАТЕЛЯ написать о себе повесть. Это как?

В своих знаменитых мемуарах («Алмазный мой венец») старый Катаев решил «рассказать правду о людях», пускай и замаскированную по цензурным и этическим соображениям. Поэтому к затверженным легендам о «братике» («как начал писать», «как появились «Двенадцать стульев»»), он добавил такую «зарисовку с натуры»:

«Брат оказался мальчиком сообразительным и старательным… он сдал казенный наган в Московское управление уголовного розыска, отлично оделся, немного пополнел, брился и стригся в парикмахерской с одеколоном, завел несколько приятных знакомств, нашел себе отдельную комнату, и однажды рано утром я встретил его на Большой Дмитровке: …он, видимо, возвращался после ночных похождений. Тогда еще не вывелись извозчики, и он ехал в открытом экипаже на дутиках — то есть на дутых резиновых шинах, — модно одетый молодой человек, жгучий брюнет с косым пробором, со следами бессонной ночи на красивом добродушном лице, со скользящей мечтательной улыбкой и слипающимися счастливыми глазами.

Кажется, он спросонья мурлыкал про себя что-то из своих любимых опер, а к пуговице его пиджака был привязан на длинной нитке красный воздушный шарик, сопровождавший его как ангел-хранитель и ярко блестевший на утреннем московском солнышке. Меня он не заметил».

ЧТО ДОСТАТОЧНО ЗНАТЬ ОБ ИЛЬФЕ И ПЕТРОВЕ — 2.

IV

Теперь об Эльфе Ильфе. «Илья» «Арнольдович» «Ильф» родился в Одессе в том же году, что и Катаев. Закончил он не гимназию, а техническое училище.

Для Петрова это был человек другого поколения, поколения брата. Он считал Ильфа настоящим писателем и в период начала знакомства относился к нему с большим пиететом:

«Я испытывал по отношению к нему чувство огромного уважения, а иногда даже восхищения. Я был моложе его на пять лет, и, хотя он был очень застенчив, писал мало и никогда не показывал написанного, я готов был признать его своим метром. Его литературный вкус казался мне в то время безукоризненным, а смелость его мнений приводила меня в восторг».

Действительно их талант несопоставим. Ильф профессиональный литератор: неплохой повествователь и средней руки фельетонист (разумеется, по советским, а не французским меркам). Кроме того, лично Ильф был остроумным человеком. Петров пожалуй тоже, как собственно и все «гудошники», но у того это была просто смешливость и умение рассказать уместный анекдот. А молчаливый Ильф был мастером кратких саркастических характеристик, что свидетельствует о недюжинном филологическом таланте.

Архива Петрова особо и не было, от Ильфа остались записные книжки 1925–1937 гг. Их литературное значение неимоверно раздуто еврейской националистической пропагандой («уникальные гены»). Фактически это обычные заметки для памяти, но время от времени там попадаются отличные бон мо и характеристики.