Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века

«Братцы мои в мещане отписались и в городе мастерством занимаются, а я мужик», — говорит старик Холодов в рассказе Чехова «Степь». К положению мещан следует добавить и то, что до 1863 года их могли подвергнуть телесным наказаниям.

В «Обломове» Гончарова «городничий бьет мещан по зубам».

Слово «КРЕСТЬЯНЕ» у нас обычно связывается с жителями сельской местности, о крестьянах-хлебопашцах мы и говорили в главе «Дворяне и крестьяне». Но понятие крестьянства как сословия было шире. В старину в городе постоянно жило большое количество крестьян, которые по недостатку капитала или какой-либо другой причине так и не могли прописаться в мещане — даже после ликвидации крепостного права. В «Братьях Карамазовых» старец Зосима спрашивает пришедших к нему из города богомольцев: «По мещанству, надоть быть?» Те отвечают ему: «Городские мы, отец, городские, по крестьянству мы, а городские, в городу проживаем». Люди эти, оказывается, занимаются извозом, содержат «и лошадок, и экипажи». В этом же романе узнаем, что «скотопригоньевские мещане почти те же крестьяне, даже пашут».

Особое место в обществе занимало КУПЕЧЕСТВО — торгово-промышленное сословие. В купечество записывали горожан, имевших капитал более 500 рублей. С 1775 года купцов стали разделять на разряды — ГИЛЬДИИ. Купцы третьей, то есть низшей, гильдии должны были обладать капиталом от 500 до 1000 рублей, второй — от 1000 до 10 000, первой — от 10 000 и более. Купцы первых двух гильдий освобождались от рекрутчины и телесных наказаний. В 1863 году третья гильдия была отменена, остались только первая и вторая.

В комедии Гоголя «Женитьба» невеста, Агафья Тихоновна, «не штаб-офицерша, а купца третьей гильдии дочь», то есть дочь небогатого купца, хотя лживая сваха всячески расписывает состояние ее отца. Тут коллизия такая: Подколесин хочет жениться на девушке с богатым приданым, девушке же «купеческого звания» лестно выйти замуж за дворянина-чиновника чином как можно выше; на этом и играет сваха. Сходная ситуация изображена на известной картине П. А. Федотова «Сватовство майора».

В числе присяжных заседателей на суде в романе Л. Толстого «Воскресение» — по делу об убийстве второй гильдии купца Смелкова — той же гильдии купец Баклашов. Образы обоих — и убитого, и судящего убийц — даны Толстым чрезвычайно пластично и психологически убедительно.

В рассказе Чехова «В овраге» плотник рассказывает о своем споре с купцом: «Вы, говорю, купец первой гильдии, а я плотник, это правильно. И Святой Иосиф, говорю, был плотник». И продолжает: «А потом этого, после, значит, разговору, я и думаю: кто же старше? Купец первой гильдии или плотник? Стало быть, плотник, деточки!»

Представителей капитала мы видим в «Ревизоре» Гоголя в лице купцов, пришедших к городничему с просьбами, а в ответ слышащих оскорбления и проклятия. В комедии Островского «Горячее сердце» выведен купец-самодур Хлынов — уже настоящий хозяин уездного города, перед которым заискивает сам городничий Градобоев. И наконец, полны уверенности и достоинства «отцы города» — состоятельные купцы в романах Горького «Фома Гордеев» и «Дело Артамоновых». Русская классическая литература показывает стремительную эволюцию купечества, его прав и значения в обществе.

Однако от «мальчиков» в лавках и мелких торговцев вразнос до всевластных миллионеров и «полированного» купца Лопахина, покупающего дворянское имение («Вишневый сад»), лежал весьма нелегкий путь. Способы обогащения хорошо показаны в пьесах Островского.

Какими только кличками не награждал народ своих новоявленных эксплуататоров: «суконное рыло», «саврас», «кровосос», «мироед», «аршинник» и многими другими.

Быструю карьеру подчас делали ПРИКАЗЧИКИ — помощники купцов, СИДЕЛЬЦЫ, торговавшие по доверенности, данной хозяином лавки, на смену им шли «МАЛЬЧИКИ», занимавшиеся в лавках самой черной, неблагодарной работой.

Огромные капиталы наживали купцы-скупщики — ПРАСОЛЫ, ГУРТОВЩИКИ, МАЯКИ и т.п., скупавшие мясо, рыбу и скот за бесценок и продававшие товар с большой для себя выгодой.

«Прасол — мужик, торгующий всяко, сам определяя себе род торговли», — пометил в своей записной книжке Гоголь.

О прасоле у Некрасова сказано так: