Что нового, киска?

– Идем, идем, – проворчала Вивьен, отрываясь от Джилса и выползая из шезлонга. Она прожила в Ноттингхилле пятнадцать лет, и для нее карнавал уже утратил свою былую привлекательность. Она обычно присоединялась к тем местным жителям, которые при появлении на улице первых металлических ограждений вскакивали в свои «Мерседесы» и не возвращались домой до тех пор, пока с асфальта не уберут последнюю банку из-под пива. Но в этом году Дилайла упросила подругу остаться. Это был первый карнавал в ее жизни, и она могла долго любоваться праздничными торжествами: мишурой и блестками, концертами на специально сколоченном помосте и танцами на проезжей части.

– Ах да, карнавал, – пробубнила Вивьен, закрывая глаза и вдыхая запах барбекю, говядины под соусом карри и копченого цыпленка. Она уже распечатала упаковки с едой, как вдруг взгляд ее упал на колоритную пару: краснолицый полицейский обнимал женщину с Ямайки в платье с блестками и с перьями на голове. Они натянуто улыбались, позируя усталому фотографу, который пытался запечатлеть «местных полицейских в карнавальном настроении».

– Это мне кое-что напоминает, – сказала Вивьен, обращаясь к Дилайле. – Я рассказывала тебе, как однажды танцевала во время карнавала совершенно голая, если не считать рисунков, сделанных на моем теле серебряной краской?

– Нет, – улыбнулась Дилайла и покосилась на Джилса, который двигался в шезлонге в такт доносившейся музыке.

– Мне тогда было всего-навсего восемнадцать, и я еще не взялась за ум. Мама поймала меня аж в Лендброк-Гроув – засекла в окне столовой в доме моей подруги и вызвала полицию. Они арестовали меня за непристойное поведение.

Вивьен все еще злилась на мать, которая сперва завела дружбу с Гарольдом, когда он попал в больницу, а потом быстренько переехала в его загородный дом. Вивьен жаловалась всем на то, как это ужасно, что мать сошлась с бывшим любовником дочери. Но Дилайле она призналась: Синтия и Гарольд идеально подходят друг другу.

– Нет, ты слышишь эту музыку? – Джилс вскочил на ноги, завертел бедрами и замахал руками. Чтобы соответствовать духу праздника – карнавальному, а не святому, – он сменил воротничок-стойку и джемпер на футболку и хлопковый пиджак. – Это мелодия из репертуара того парня, которого вы обе так любите.

– Какого парня? – уточнила Вивьен. Джилс, конечно, очень милый, но у него есть дурацкая привычка выражать свои мысли не вполне четко.

– Ну, того парня. Тома, как бишь его?

Дилайла и Вивьен наморщили лбы, пытаясь вычленить мелодию из какофонии доносившихся снизу звуков. И наконец разобрали некое бледное подобие популярной «Дилайлы». Музыка доносилась с одной из импровизированных передвижных площадок.

Дилайла заулыбалась.

– Ты тоже слышишь? – спросила она у Вивьен, и в душе разлилось приятное тепло.

– Господи, да это же «Дилайла», специально для тебя! – радостно завопила Вивьен.

Все трое переглянулись, глупо улыбаясь, когда мимо них проехал первый разукрашенный помост, на котором стояла стереосистема с шестифутовыми колонками, извергавшими рэгги с силой в восемнадцать децибелов. На расстоянии Дилайла смогла различить мелодию, становившуюся все громче.

И вдруг она увидела: грузовик вез сотни золотых и серебряных воздушных шаров, а в кузове расположился оркестр, игравший вариацию на тему «Дилайлы» в карибском стиле. Вокруг танцевали девушки в бикини и со страусиными перьями в волосах. Они хлопали в ладоши и пели.

Поначалу Дилайла могла только смотреть, открыв рот от удивления. Потом силы вернулись к ней, и она начала пританцовывать в такт музыке. Слова песни она знала наизусть и громко запела. Но потом вдруг замолчала. И остолбенела. Там, в самом центре оркестра, стоял Сэм. Он смотрел на нее, улыбался, протягивал к ней руки и пел.

– Ну, чего же ты ждешь? – проорала Вивьен в самое ухо Дилайлы.

И та решила действовать. Терять Сэма во второй раз она не собиралась. Она схватила Вивьен за плечи, поцеловала в щеку и бросилась к запасному выходу. Вивьен рассмеялась и прижалась к Джилсу. Они вместе смотрели, как Дилайла спускается с крыши. За ней с громким лаем припустился Фэтцо.

Дилайла слетела вниз, прыгая через две ступеньки, выбежала на улицу и задохнулась от огорчения. Запасной выход привел ее на боковую улочку, где толпились зрители, наблюдавшие за шествием. Дилайла подхватила Фэтцо на руки, прижала к груди и бросилась напролом, расталкивая женщин с детьми, девушек с фотоаппаратами, парней с бритыми головами и внушительными бицепсами, группу телерепортеров с микрофонами и видеокамерами. «Простите, разрешите», – бормотала она, протискиваясь вперед, глядя поверх голов. Она видела, как по улице проезжают помосты, но не могла разглядеть Сэма.

Но она его услышала.

– Дилайла! – кричал он сквозь шум толпы.

– Сэм! – прокричала она в ответ так громко, как только могла. Стоявшая рядом женщина обернулась и смерила ее гневным взглядом: нечего орать в самое ухо. Но Дилайла не обратила внимания на ее реакцию.

– Сэм!