– Леди Розамонда сообщила, что муж сломал руку еще мальчишкой, учась в Итоне, – пояснил магистрат, смотря вслед полной, толстошеей женщине, которая прошла мимо, пошатываясь под весом водруженной на голову корзины. В воздухе смешивались запахи кофе, свежих цветов и подсыхающего конского навоза.
– И как она восприняла новость о найденном теле?
– Расплакалась.
– А что супруга рассказывала об обстоятельствах исчезновения сэра Нигеля?
– Насколько я понял, баронета видели в последний раз двадцать пятого июля. Он уехал из поместья после раннего ужина, намереваясь провести вечер в одном из своих клубов. Но так там и не появился.
– Его лошадь обнаружили бродившей по Ханслоу-Хит тем же вечером?
– На следующий день.
– И никаких следов крови на животном или седле?
– Никто такого не припомнил.
Спутники остановились перед аптечной палаткой, в которой торговали всем: от пиявок и целебных трав до улиток для питательного бульона.
– И, тем не менее, списали исчезновение на разбойников? – хмыкнул виконт. – Немного странно, не правда ли? Когда вы в последний раз слышали, чтобы грабители оставляли чистокровную лошадь под седлом и уносили с собой тело жертвы?
– Власти решили, что лошадь убежала, когда на сэра Нигеля напали. В те времена пустошь Ханслоу-Хит пользовалась слишком уж недоброй славой.
– А не было подозрений, что баронет мог пасть от коварной руки одного из своих врагов?
– Да, таких предположений высказывалось множество. Как я могу судить, репутация у Прескотта была достаточно скверной.
– Я слышал, он состоял в «Клубе адского пламени»?
– И это тоже, – магистрат задумчиво уставился на пучок сушеной мяты. – Кажется, джентльмен обладал даром пробуждать страсти в своих недоброжелателях.
– Как и его брат, – заметил Себастьян. – Только, очевидно, по разным причинам.
– Истинная правда, – заплатив за мяту, Лавджой сунул пакетик в карман. – Насколько я понял, поначалу подозревали сына одного из бывших арендаторов, который давно точил зуб против баронета. Но у парня на тот вечер оказалось надежное алиби.
– И какое же?
Друзья повернули обратно к Боу-стрит.
– Он сидел в кутузке здесь, в Лондоне.
Девлин припомнил обнаруженный в теле жертвы кинжал эпохи Ренессанса. Можно было представить себе рассвирепевшего фермера, всаживающего в спину хозяина поместья серп. Но антикварный итальянский стилет? Вслух же спросил:
– А за что парень держал зло на Прескотта?
– Кажется, его отец из-за какой-то ерунды повздорил с сэром Нигелем. Тот отомстил, выдворив семью арендатора с фермы посреди разыгравшейся снежной бури. Они пытались добраться до Лондона и замерзли на полпути. Все: отец, мать, две младшие девочки. Сын остался в живых по единственной причине: какой-то дядюшка пристроил его в ученики к мяснику в Лондоне.
Себастьян резко остановился посреди площадной толчеи.
– В обучение к мяснику, говорите?
– Да, а что? – удивленно глянул на спутника сэр Генри.
– Вам известно, как звали парня?
– Слейд. Джек Слейд.
Должно быть, на лице Девлина что-то отразилось, поскольку магистрат поинтересовался:
– Вы его знаете?
– Еще как знаю, – кивнул виконт.
ГЛАВА 20
Обнаружив, что лавка на Монквелл-стрит заперта, Себастьян выследил Джека Слейда на огромном Смитфилдском скотном рынке [31], расположенном поблизости.
Были времена, когда на этих облюбованных смертью акрах земли слышался треск пылающих вязанок хвороста, глумливые вопли разъяренной толпы, крики умирающих мучеников – протестантские монархи сжигали папистов, а католики – еретиков. Теперь же открытый участок заполонили загоны с блеющими овцами, разделенные грязными проходами, в которых рядами стоял крупный рогатый скот, привязанный к изгородям.
Пробираясь по узкой дорожке, Девлин увидел упиравшегося ногой в нижнюю поперечину ограды мясника, а рядом с ним помощника гуртовщика. Они осматривали длиннорогую испанскую корову, привязанную прямо напротив разбросанных строений больницы Святого Варфоломея [32]. В воздухе стоял тяжелый дух навоза, мокрых шкур и немытых тел.
По кивку Себастьяна помощник гуртовщика отошел, отвесив челюсть от изумления. На этот раз виконт не старался скрывать, кто он такой.
– Вы не говорили мне, что росли в Прескотт-Грейндж, – начал он.
Нога Слейда соскользнула с перекладины. Мясник неторопливо выпрямился, сузившимися глазами оглядывая сюртук из тонкого сукна, ладно скроенные замшевые бриджи и блестящие высокие сапоги, но бросил только:
– А вы не спрашивали.
Девлин оперся локтем о верхнюю поперечину, окидывая взглядом мечущихся в загоне овец.
– По-прежнему утверждаете, что в понедельник вечером отправились к епископу, чтобы доставить свиные отбивные?
Слейд пожевал кусок табака, оттопырив нижнюю губу.
– А зачем мне было еще к нему ходить?
– Говорят, тридцать лет тому вы угрожали убить его брата.
– Это была не угроза, – мясник сквозь сложенные трубочкой губы выплюнул на мостовую желтовато-коричневую струю табачной жвачки. – Это было обещание. И я б свое слово сдержал, если б меня не опередили.