Что помнят клады…

– Вот и славно, – нашептывала вечерами Гладунову мать, – Смотри не разбалуй мне девку!

Он… смотрел. Когда Люська начинала приставать с расспросами, прикрикивал на неё. Никогда не отчитывался, где был и с кем. Не обещал прийти пораньше… Он был совершенно самостоятельным мужчиной, да и работы было много, так что с беременной Люськой особо не нянчился.

– Ну и правильно, – говорила мать, – О ней есть кому позаботиться. Свекровь пока в добром здравии.

Потом у Люськи родился сын. Толстый, крикливый. Никакого покоя не было от него по ночам. А Люська вдруг начала плакать. Целыми днями. Запершись с сыном в спальне на втором этаже.

– Всё сердце у меня изболелось, – жаловалась вечерами мать. – Сидит, как в темнице, ничего не ест, только плачет. Уж не знаю, что мне с ними и делать. Может малыш подрастет, так полегче ей станет и успокоится.

Так они и ревели вдвоем с сыном Никиткой. Тот ночами, а Люська – днём. Потом сын и вправду подрос. Стал ночью спать. Люська успокоилась. Прочитала зачем-то Теодора Драйзера, полное собрание сочинений которого мать выписала ещё до перестройки, по блату. А потом забрала сына и вернулась к своим интеллигентным родителям.

Ёжкин кот! Нет, ну ладно обижал бы кто! Гладунов даже не изменил ей ни разу за всё то время, что они прожили вместе. И – на тебе! Они с матерью едва в себя пришли после такого позорища! Потом поехали к «ученым» родственникам, и Игорь битый час убеждал Люську вернуться назад. А та молчала весь этот битый час, а потом вдруг выразилась:

– Понимаешь, Игорь, назад возвращаться нельзя. Правильное движение только вперед. Это физика.

О чём с нею говорить дальше, он не знал. Поэтому встал и ушел, хлопнув дверью, как когда-то его отец. Дома они с матерью опять орали друг на друга, пили валерьянку. Одним словом, Люська перевернула их жизнь навсегда. Даже «хабалкам» теперь не было больше места в их с матерью доме, который строили они вдвоем после ухода отца. А им не было места в Люськиной жизни. Та вернулась в маленькую родительскую квартирку, поступила зачем-то в аспирантуру и работала теперь, вместе с отцом-доцентом, на кафедре прикладной физики. Гладунов несколько раз видел её. Похорошела и вроде как подросла. Но это была совсем не та «хабалочья» красота, от которой в молодости перехватывало дыхание, а какая-то совсем другая, в которой Гладунов ничего не смыслит.

Ненужные деньги

Всю неделю Мария развлекалась от души. Её осаждал бедняга Гладунов и хотел денег. Та дикая сумма, которая от него свалилась, была ей не особенно нужна. Она даже не собиралась снимать со счета те деньги. Просто схулиганила. Сначала и не поняла даже, что это самый серьёзный её эксперимент после шуток над продавцами. Теперь она лишь продолжала свою затянувшуюся игру с риэлтором. С легкостью вводила она Гладунова в транс, используя простейшие дыхательные методики, говорила какую-то ерунду, а когда надоедал, усаживала гостя в Ланд-Крузер и отправляла подальше ни с чем. После «сеансов» даже голова не болела. Кружилась слегка, словно с полбокала легкого вина, и хотелось смеяться.

Несколько раз ей звонили бывший муж и пара пропавших было подруг, допытываясь, насколько достоверны слухи об их романе с Гладуновым. Мария отшучивалась в ответ. И побаивалась немного своих вновь открывшихся способностей. Причины для опасений были: Маша вспоминала дальнюю родственницу, которая одиноко проживала в какой-то деревушке и слыла колдуньей. Деревушка та давно покоилась на дне Красноярского водохранилища, а сама бабка дожила там до глубокой старости. Говорили, перед смертью старуха, почти не встающая с кровати, время от времени впадала в неистовство и металась по дому с невероятной прытью. Взрослым мужчинам было не под силу с ней справиться! Ещё помнится, родная бабушка Настя вполголоса говорила матери, будто Машка сильно похожа на ту родственницу в молодости и однажды строго-настрого запретила Машке даже в руки брать книжки о черной магии. Сейчас, когда подобная литература лежит на книжных полках вперемешку с «Томом Сойером» и Сидни Шелтон, Маша не прикасается к таким книжкам, словно соблюдая завет покойной бабули… Но, конечно, всерьез Маша никогда не верила ни в какую магию. Бабушкины россказни о деревенской колдунье воспринимались как древние сказки. Ну не оказалось им места в Машиной юности со студенческими «картофельными десантами», сессиями и вечеринками! Тогда голова была забита английским, схемами и проектами. После – замужеством, маленьким Витькой, занятым супругом. Теперь вот беспокоит отсутствие работы… Нет, нельзя Маше долго оставаться несчастной. От печальных мыслей ничем не занятую голову и наполняет такая жуть! Жаль, не запретила бабушка читать книжки о гипнозе. Впрочем, и слов-то таких бабуля, наверное, не знала… Господи, неужели она, Маша, через несколько десятков лет станет беснующейся старухой! Работу что ли пойти поискать?.. Просто так. Чтоб не сойти с ума…

Витька