Что посеешь

Наташа вскочила и схватила его за руку.

— Ну, не сердись, не сердись, — сказала она виновато. — Какой ты странный сегодня.

— Будешь тут странным, — проворчал Батурин и вдруг неожиданно для себя достал из кармана письмо, написанное — как их? — симпатическими чернилами. — Читай!

Наташа взяла письмо и уткнулась в него. Эх, если бы П. Батурин был понаблюдательнее, он бы кое-что заметил. Но он не заметил.

— Че-пу-ха какая-то, — сказала Н. Орликова, возвращая письмо.

— Я и говорю — чепуха, — сказал Батурин. — Только… только почему мне это письмо Осипваныч дал? Может, это он сам и написал? А он так просто не напишет.

— Не думаю, — сказала Наташа. — А знаешь, давай посмотрим, что там, под старым пнем.

— Давай, — нерешительно сказал Петр. — А может… Ну да уж сходим…

П. Батурин отдал лампу Наташе, а сам, злобно притиснув камень к животу и проклиная все на свете, поплелся за Наташей.

Старый пень они нашли быстро. Под ним действительно что-то лежало. Это была жестяная коробочка, а в ней — свернутая трубкой записка:

«Она в опасности!!! Кошмар, ужас и безобразие!

Надо спасать! Будь завтра с четырьмя верными и сильными друзьями в 18.00 за Гулькиной горой у поваленной сосны. Подходить скрытно. Пароль: «Боб-Железный Крючок». Не забудь насчет черного кота. В алюминиевой кастрюле его тоже не вари!

Б. Ж. К.»

— Тьфу! — в сердцах сказал Батурин. — Кто в опасности? Тайны какие-то! Кот черный! Трепотня. Издевается кто-то. Нашли дурака!

Петр сел и начал молча разгребать руками песок. Потом спросил безразличным голосом:

— А где эта… Гулькина гора?

— Недалеко отсюда, — быстро сказала Наташа. — Мы там зимой еще на лыжах катались.

— А-а, ну какая это гора, — презрительно сказал Батурин. — Так, горка.

— Пойдешь? — с интересом спросила Наташа.

— Вот еще!.. — он молчал. И вдруг робко спросил: — А ты… со мной пойдешь?!

— А еще кого возьмешь? — с любопытством спросила Наташа. — Там сказано — с четырьмя друзьями.

— Ну что ж, можно взять… — начал Батурин и сразу задумался: кто же у него верные друзья?

Он лихорадочно перебирал в памяти всех знакомых ребят и не знал, на ком остановиться.

— Хорошо, — сказал он, — можно Гошку и Прошку взять и… Фикуса.

Наташа слегка удивилась, но сказала спокойно:

— А что? Они ребята — ничего.

— Пошли, — решительно сказал Батурин, — за братцами Азиатцами.

И он пошагал вдоль берега к Веретееву дому, прихватив паяльную лампу.

У самого дома они остановились, и Петр крикнул:

— Эй, Лапоть!

Лапоть не отозвался, а на крыльцо вышел сам дед Веретей. Наташа попятилась.

— Не бойся, — шепотом сказал Петр. — Он добрый.

— Здравствуйте, — сказала Наташа и улыбнулась. — Наташа… Орликова.

— Винаминыча? — спросил дед и, ткнув себя пальцем в грудь, сказал: — Веретей я.

— Мне о вас папа рассказывал, — сказала Наташа.

Веретей добродушно хмыкнул.

— Дедушка, а где Гошка с Прошкой? — спросил Батурин.

— Там, — дед показал в направлении острова.

— А почему они в школу…? — строго начала Наташа.

Батурин дернул ее за руку, но дед Веретей услышал и понял. Его густые брови зашевелились.

— Выдеру! — проворчал он. — Гошку выдеру и Прошку выдеру.

«Ишь, разговорился дед», — подумал Батурин.

— Не надо драть, — сказала Наташа испуганно, — они… исправятся.

Дед сердито мотнул головой и направился к сараюшке, поманив за собой Петра. В углу мастерской лежал мешок с паклей.

— Конопатить, — сказал Веретей и сунул мешок Батурину.

В дверь сарая заглянула Наташа.

— Ой-ой, — сказала она восхищенно, — и верно — мастерская. А это зачем? — она показала на мешок с паклей.

Батурина раздирали противоречия: сказать — не сказать? Он махнул рукой, поставил паяльную лампу на верстак, перекинул мешок за спину и вышел из мастерской. Наташа — за ним.

— Только вот что, — сказал он сурово, — ты здесь подождешь. Я у Гошки с Прошкой спрошу. Если они разрешат… — он не докончил и зашагал вверх по реке.

… Около лодки опять прыгали Прошка и Гошка и ругались. Лапоть лежал, уронив голову на лапы, и лениво наблюдал за ними.

— Опять ругаетесь? — сказал Батурин, бросил мешок к ногам и присел на днище лодки.

Братцы Азиатцевы кое-где уже залатали дыры свежими обрезками досок, однако работы было еще многовато.

— Вы чего в школу не ходите? — спросил Петр.

— Некогда, — сказал Гошка.

— В школу надо ходить, — строго сказал П. Батурин и сам удивился: с чего это он вдруг таким правильным стал?

— А кто лодку делать будет? — закричали братцы.

— Может, еще кого на подмогу взять? — неуверенно сказал Петр.

Братцы Азиатцевы опять подняли крик, но в это время, подняв голову от лап, зарычал Лапоть. Уши у него встали торчком.

— Чего это он? — спросил Гошка.

— Там кто-то есть, — сказал Прошка.