– Как ты с этим дикушей крутовато… – упрекает Валентина.
– А с кем миндальничать? Эти выше пояса – в мире животных, ниже пояса – очевидное – невероятное![393]
– И не подозревала, что ты такой у меня петух! – выговаривает моя женьшениха. – А ну стукни этот долбокрут?
– Черныш труслив. Один на один никогда не сунется. А вот стая на одного, не задумываясь, налетит. Мы, грузины, народ горячий, семеро одного не боимся! А чего мне, русскому, бояться таких семерых?!
– То-то, гляжу, такой ты смельчуга.
– В школу ездил – кучкой кавказня налетала. А встретишь кого из них одного – сразу дрожемент в ногах и дристаным зайцем ускакивает прочь!.. А ты… А ты чего лыбилась при джорджике?
– Ласковое слово и кошке приятно.
– Ну не дурилка картонная? Ой… Будет этот джорджик в гробу… Одним добрым словком обогрей – вскочит и запляшет!
Из пролетавших мимо машин всё живое обомлело пялилось на моё сокровище, шагавшее рядом со мной. Конечно, раз есть на что глянуть, кто ж отвернётся? Да в этих кавказских джунглях?
Нам дудели, останавливались, шумно, как муха на аэродроме, вели себя и набивались подвезти.
Я ни на что не обращал внимания, брёл по обочинке – нос в землю.
Какой-то обнаглелый красный «Москвичок» совсем тихонько прижал меня к канаве и остановился с открытой наразмашку дверью.
Дверь мягко тукнула меня и сама собой пошла закрываться.
Вгорячах я подпихнул её что было мочи.
Она захлопнулась – как выстрелила.
– Силне, дорогои, можьно! – насмешливо посоветовал знакомый гортанный голос из «москвичовых» недр.
Ба!
Юрка! Клык! Дружок из детства!
Со своим драгоценным приданым. С Оксанкой!
В кои-то веки встретились!
В таком случае не велик грех и обняться, и поцеловаться.
От этих нежданных гостей одно смущение.
То Оксанка одна была сзади, разлилась во все сиденье. А теперь жмись к мужу под локоть.
Но ничего.
Хоть и трудно, а перекочевала, из дверки в дверку еле втёрлась, угнездилась горушкой напереди.
– А мы в баню у город ездили, – докладывает Оксана и промокает платочком потный лоб. – Смотримо, знакомецкие путешественники. Как там столица?
– Да на месте.
– То ж и хорошо! А у нас, чёрт его маму знай, раскипелась мамалыга!.. Лёгкий ты на вспомин. Утром тольке вспоминала, а ты к вечеру и заявись собственным портретом.
– Чёрным матюжком вспоминала? – со смешком подкинул я, не спуская глаз со встречно летящих заборов, столбов.
– И шутя таких слов не неси… Разь мы забыли, кто нам Ритку в прядильщицы на Трехгорку примостил? А где одна нос просунула… Ритка вытащила Зойку… А тамочки и Эдика, в первый же месяц после армии. «Москвичи» делает! Да и мы с Юркой… Если что… Умоемся почище да в Москву навсегда… К своим костогрызикам… В душе мы уже москвичи!
– Мы с ней, – Юрка кивнул на Оксану, – уже труха. А все наши корешочки, славь тебя и Бога, в Москве! Свои семьи… Как лето, на побывку свозят внучек. У нас их сейчас целых три штуки. Дома московский базар!
– Сладкий базар! – подпела Оксана. – Приедем, увидишь сам.
– Разумеется… А что тут у вас за мамалыга кипит?
– И не говори… – Юрка кисло покивал головой. – Вкуса кипящей мамалыги не разберёшь… Такая мутотень!.. Перестройку надо делать. Но зачем распускать такую демократию? Совсем сгорбился Горбачёв. Морфинисты и алики правют жизнью! Тпру-у! не едет! Н-но! не везёт! Совсем жизняка врозбежь покатилась!
– Да! Да! – спешит Оксанка словами. – Зубастовка на зубастовке… Голодовка на голодовке… В зубастовки поезд из Тибилиса три раза после апреля не приходил… Автобусы не ходят, такси не ходят… Одни алкаши ходят по плантациях и напрямо командуют: сегодня не работаем! Хотите жить, иди отдыхай домой! И люди уходят. В гараж к Юрке приходят два хватливых бородача: «Сегодня бастуем, не работаем. Завтра тоже. И потом… Такой держим динамизм». Все дурошлёпцы послушно расходятся. У другой раз снова расходятся… В третий раз опеть те же зашибленные бородачи: сегодня не работаем. Подходит Юрка с монтировкой: «У меня внучек полный гарем навезли. Кормить будешь?» – «Нэт». – «Ну и иди, мухет, к ё матери!» И поехали работать шофера. С тех пор что-то про зубастовку нам больше не докладают. Забыли? И смех и горе… Я у себя в больничке шуткой нет-нет да и спрошу баб на лавочке, как прохожу: голодовщиков на сегодня нету? Нету, отвечают. Жалько. Мне, поварёше, всё б меньшь готовиться…
– Бесится с жиру народ! – распаляется Юрка. – Даже город переназвали на старый порядок. Снова Озургети!
– А что означают эти Озургети?
– А чёрт его маму узнает! Вроде слово с турецким пердежом. Я слыхал, переводят так: сери здесь и иди дальше. Сшалели с воли. Готовы навалить и здесь, и там. И кто валит? Расскажи про Кищия, – подтолкнул локтем Оксанку в бок.
Оксанка засмеялась.