Они выскочили из переулка на широкую рыночную площадь, лотки на которой уже были закрыты ставнями. Днем перед церковью Святого Павла размещался крупнейший столичный овощной рынок. Ночью это место переходило во владение лондонского полусвета. Накрашенные женщины в декольтированных платьях свистели и улюлюкали, пока мужчины пересекали площадь, неуклюже поскальзываясь на подгнивших капустных листьях и раздавленных фруктах.
Злоумышленник был худощавым, ловким и удивительно быстроногим. Вскоре Девлин обнаружил, что не только не догоняет его, но с трудом поспевает следом. Они промчали между рядами закрытых лотков, перепрыгнули груды мусора и обогнули оборванных сонных мальчишек, которые с недовольными криками выползли из-под темных прилавков. По противоположной стороне площади ехало старомодное ландо с парой разномастных лошадей в упряжке и седобородым кучером, облаченным в потертую ливрею. Единственная пассажирка экипажа – увенчанная тюрбаном вдова была либо слишком бедна, либо слишком скупа, чтобы нанять лакея для выездов. В прыжке с разбегу противник Себастьяна ухватился за скобу на задней стенке кареты и вскарабкался на запятки.
– Черт подери, – раздраженно выдохнул виконт, между тем как ландо покатило вверх по улице, унося своего непрошеного пассажира. Рябой, по-прежнему держась одной рукой за скобу, вскинул другую в насмешливом салюте.
Себастьян пробежал за каретой еще два квартала. Затем экипаж свернул на Стрэнд и, набирая скорость, направился на запад.
Девлин сдался.
Он согнулся, опираясь ладонями о бедра и судорожно втягивая воздух в пылающие легкие. Несколько последних перышек летало вокруг, словно мягкие хлопья первого снега.
– И кто же это был? – поинтересовалась Геро, останавливаясь на пороге мужниной гардеробной. В доме стояла тишина, комнату освещал только один подсвечник на туалетном столике.
– Не знаю. Но он француз. – Стащив испорченную рубашку через голову, Девлин развязал тесемки, удерживавшие то, что осталось от накладки на талии, и нахмурился при виде открывшейся под тканью плоти. Кончик ножа неизвестного пропорол так глубоко, что оставил длинный, болезненный след на нижней части живота.
– Ты приобретаешь впечатляющую коллекцию порезов на торсе, – заметила жена, отталкиваясь от косяка. – Теперь требуется всего лишь располосовать твой правый бок, и симметрия станет полной.
– Ха, – проворчал Себастьян, бросая в супругу разодранную накладку.
Геро, смеясь, увернулась, затем открыла фляжку со спиртом и обильно полила им сложенную чистую тряпицу.
– Кто бы ни был этот злоумышленник, он, очевидно, шпионил больше за Жаком Колло, нежели за тобой. Иначе бы знал, что твое выдающееся брюхо начинало свою жизнь пуховой подушкой.
– Скорее всего, ты права. В таком случае возникает вопрос: кто выслеживает Колло? И по какой причине?
Приблизившись, Геро прижала смоченную спиртом ткань к порезу. Себастьян с громким присвистом втянул в себя воздух.
– Жжет, да? – ласково поинтересовалась жена.
– Не знай я тебя, мог бы заподозрить, что мои страдания доставляют тебе некое изуверское удовольствие.
Виконтесса хмыкнула, склоняя голову и сосредоточиваясь на своей задаче.
– Повтори мне еще раз, что сообщил Колло о той краже.
Себастьян повторил, наблюдая, как мерцающий свет стоящих рядом свечей танцует на лице жены, как она прикусывает нижнюю губу, обрабатывая рану.
– Почему у меня отчетливое ощущение, будто ничего из рассказанного мною не является для тебя новостью?
Геро отложила тряпицу и тщательно закупорила фляжку.
– Что ты знаешь об отце принцессы Каролины, герцоге Брауншвейгском?
– Боюсь, немного.
– Герцог был удивительно образованным и неординарным человеком – настоящим учеником эпохи Просвещения. Его резиденцию в Вольфенбюттеле называли «Северным Версалем». Это было пристанище поэтов, художников и литераторов, дворец с уникальной коллекцией книг, картин и изысканной мебели.
– Похоже, Даниэлю Эйслеру там понравилось бы, – заметил Себастьян.
– Наполеону точно понравилось.
– Он разграбил замок Брауншвейга?
– Полагаю, «отнял» более верное определение. – Геро присела на краешек скамейки, между тем как Себастьян налил в таз для умывания теплую воду. – Наполеон таил злобу на герцога. Видишь ли, помимо того, что Карл Вильгельм был шурином короля Англии, тестем принца Уэльского и покровителем художников и ученых, он также считался одним из лучших полководцев Европы. Когда американские колонисты подняли против нас мятеж, добрый король Георг даже просил Брауншвейга возглавить британские войска. Тот отказался.
– По какой-то конкретной причине? – глянул на жену Девлин.
– Некоторые утверждают, будто герцог желал Георгу поражения, поскольку симпатизировал делу американцев.
– А это так?
– Подозреваю, что да. В 1792 году уже французское революционное правительство обратилось к полководцу с просьбой взять на себя командование их армией. Он также отказался, однако выразил поддержку проводимым реформам.
Себастьян потер лицо и волосы, смывая золу и жир.
– Тогда почему он согласился руководить объединенными силами Австрии и Пруссии?