– Не знаю. Но могу выяснить. – Кэт склонила голову набок, всматриваясь Себастьяну в лицо, и ему стало любопытно, что она там разглядела. Она всегда слишком хорошо угадывала его мысли. – Зачем ты пришел ко мне, Девлин? Почему не спросил напрямую Йейтса?
– Я не уверен, что он настолько откровенен со мной, как следовало бы.
Поднявшись с дивана, хозяйка дома подошла к смотревшему на площадь окну и принялась поправлять тяжелые атласные шторы.
– Что? – спросил Себастьян, наблюдая за ней.
– Если честно, – протяжно выдохнула она, – я не уверена, что Йейтс и со мной откровенен.
– Но почему? Зачем ему лгать?
– Понятия не имею, – покачала головой Кэт. Но то, как скользнул в сторону ее взгляд, Себастьяну не понравилось.
– Тебе ничего не известно о крупном голубом бриллианте, продажей которого занимался Эйслер? О камне, возможно, составлявшем часть сокровищ французской короны?
Он внимательно следил за собеседницей, но не заметил в ее лице ничего, кроме недоумения и удивления, которые быстро сменились чем-то, очень похожим на испуг.
С другой стороны, напомнил себе Девлин, не стоит забывать, что Кэт актриса. Очень талантливая актриса. До чего же иронично и мучительно: он сомневается в обеих женщинах в своей жизни, хотя по совершенно разным причинам.
– На что ты намекаешь? – спросила она. – Что к убийству Эйслера каким-то образом причастны французы?
– Тебе известно о стремлении Бонапарта вернуть утраченные драгоценности?
– Да.
Из этого простого ответа Себастьян понял, что Кэт, вероятно, осведомлена лучше него. Одно время она работала на французов, передавая секретные сведения агентам Наполеона в стремлении ослабить Англию и помочь освобождению Ирландии. По утверждению актрисы, эти отношения давно прекратились. Но Девлин подозревал, что она до сих пор поддерживает связь со своими бывшими соучастниками – как и Йейтс.
– Кому Наполеон поручил бы добыть бриллиант? Послал бы кого-то нового? Или использовал бы уже внедренного агента?
– Сложно сказать. В прошлом он прибегал к обоим способам.
– А нельзя это выяснить?
Он почти ожидал услышать «нет». Вместо этого Кэт дернула тяжелую драпировку и пригладила ее, хотя штора и так висела ровно.
– Могу попробовать.
Девлин позволил себе обвести взглядом родные черты: опушенные густыми ресницами, слегка раскосые глаза, по-детски вздернутый носик, большой манящий рот. Его чувство к этой женщине по-прежнему оставалось глубоким и сильным, и он знал, что так будет всегда. Он любил ее с тех пор, когда был совсем юным, еще не нюхал пороху и не испытал жесточайшего крушения иллюзий. Даже когда считал, будто она предала его, даже когда пытался ее забыть – все равно любил. Их души соприкасались, как даровано немногим, и Себастьян знал: пусть он никогда не увидит Кэт снова, их жизни переплетены навек.
Но при этом понимал, что с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга.
И с тревогой осознавал, до какой степени не доверяет Кэт и не верит ей.
ГЛАВА 38
После того как Девлин ушел, Кэт села, составила, тщательно подбирая слова, записку и послала ее одному знакомому ирландскому джентльмену. Затем велела заложить карету и отправилась в Ньюгейтскую тюрьму.
Йейтс стоял в своей камере возле зарешеченного окошка, выходившего на Пресс-Ярд. В позе узника сквозила нехарактерная напряженность, и Кэт, приблизившись, обняла его за талию и прижалась щекой к закаменевшей спине в молчаливом дружески-утешающем жесте. Двое изгоев, они объединились как против недругов, так и против осуждающего окружения. Во многом Йейтс стал для Кэт словно брат, которого у нее никогда не было. И ей пришлось крепко зажмуриться от внезапного всплеска неожиданных чувств при мысли, что она может потерять этого человека.
– Приятный сюрприз, – заметил он, накрывая ладони Кэт своими и приклоняясь головой к ее голове. – Не ожидал увидеть тебя сегодня снова. Разве тебе не нужно готовиться к спектаклю?
– У меня еще есть время.
Мощный торс в ее объятьях всколыхнулся от вдоха.
– Нынче утром ко мне приходил твой бравый виконт.
– Девлин больше не мой виконт.
– Верно. Но он ведь тебе и не брат? – Когда актриса промолчала, Йейтс выдохнул: – Извини. Мой выпад был совершенно незаслуженным.
– Ничего, – мягко отозвалась она.
Заключенный кивнул в сторону окна, где виднелась древняя кладка надстройки над тюремными воротами.
– Знаешь, что это за помещение прямо над въездом? Называется «кухня Джека Кетча» [29]. Мне рассказывали, якобы там хранили и подготавливали четвертованные тела казненных за измену, прежде чем выставить их по городу на всеобщее обозрение. Расчлененные трупы варили в огромных котлах, наполненных дегтем, смолой и маслом. Дух, должно быть, стоял… ужасный. Головы, понятное дело, подвергали иной обработке: их пропаривали с лавровым листом, солью и тмином. Пожалуй, мне следует быть благодарным, что в наш просвещенный век могу рассчитывать всего лишь станцевать пеньковую джигу для увеселения народа, прежде чем меня передадут хирургам для натаскивания их учеников.
– Тебя не повесят.
Слабая улыбка коснулась губ Йейтса.