В дебатах о том, что делать с природным капиталом, стало модным заявлять, что «ведение бизнеса в обычном режиме - не вариант». Звучит хорошо, но это явно неверно, потому что это именно тот вариант, который мы использовали. В лучшем случае его смягчают разговорами о «балансировании» потребностей людей и окружающей среды, но направление движения в целом остается тем же. Это не лучший вариант, но он есть.
Второй возможный ответ - внедрять инновации с помощью технологий - сохранить ту же базовую экономическую систему, но преобразовать методы ведения сельского хозяйства, управление водными ресурсами, эффективность использования ресурсов и наши энергетические системы с помощью технологических решений. В процессе будут заложены основы сверхэффективной и более возобновляемой экономики.
Это звучит довольно привлекательно, и технологии будут жизненно важной частью того, что необходимо, но этого будет недостаточно из-за огромного несоответствия между потребностями экономического роста и тем, что могут обеспечить природные услуги.
Вдобавок к этому важно помнить, что некоторые вещи, которые природа делает для нас, нельзя легко (или экономически) заменить технологиями. Примеры, как мы видели, включают: функции хранения углерода в естественных лесах и почвах; продуктивность океанов; работа, выполняемая микроорганизмами в почвах; первичная продукция посредством фотосинтеза; защита домов коралловыми рифами; и дизайнерские решения, созданные естественными эволюционными процессами.
Признавая важную и влиятельную роль технологий, существует третий сценарий. Его можно охарактеризовать как переход к «биоэкономике».
Это слово уже используется, но иногда имеет более узкое значение, чем то, что я имею в виду. Переход к биоэкономике может привести к слиянию экономического развития человека и природы - биосферы и «антропоосферы», органично интегрированных, так что то, что мы берем от природы, не умаляет ее способности продолжать обеспечивать то, что нам нужно.
Наша экономика, по сути, стала бы частью природы, а не как сейчас, когда она не только рассматривается как отдельная сущность, но и активно участвует в программе изъятия активов из природных систем, которую мы, в свою очередь, называем «ростом».
Биоэкономика будет определяться ее способностью поддерживать человеческие потребности на неопределенный срок в будущем с использованием природного капитала, основанного только на получении дивидендов.
Это будет способствовать тщательному управлению природными системами, так чтобы стратегии экономического развития разрабатывались в тандеме с четким пониманием того, что природа может и что не может делать, и где затраты с точки зрения ущерба природным системам никогда не превышают ценность выгод, полученных от сохранения их нетронутыми. А если повреждены важные системы, то есть механизмы компенсации утраченных функций.
В некотором смысле подход, принятый в этом третьем сценарии, может быть параллелен философии, лежащей в основе «Биосферы 2», согласно которой инженерные разработки и технологии были развернуты в контексте поддерживаемых природных систем. Этносфера и биосфера сохраняются вместе, как если бы одно было подмножеством другого (что, конечно, на самом деле так).
И это слияние будет действовать не только с практической и механической точки зрения, но и с эстетической, социальной и культурной точек зрения. Рынки могут быть частью этой биоэкономики, но только в том случае, если истинная стоимость ущерба, нанесенного природе, будет отражена в ценах, к которым приходят рынки.
В маленьком пузыре Биосферы 2 восемь человек жили плоховато, заботясь о крошечном кусочке природы, и эта схема вряд ли могла бы работать на уровне Земли для более чем 8 миллиардов человек, если мы решим организовать такие вещи.
Марк Нельсон может кое-что сказать по этому поводу: «Одна из наших задач заключалась в том, чтобы вмешаться, когда природное разнообразие оказалось под угрозой. Вмешательства были вполне удовлетворительными, потому что это были не мы и окружающая среда, а мы в окружающей среде. Мы сыграли свою роль в уходе за ней. Оказавшись там, мы поняли, что находимся в одной спасательной шлюпке с природой».
Размещение нашей экономики в природе потребует новых институтов, законов, политики и культуры. Но можно ли это сделать?
Новая экономика
Кэнэри-Уорф является домом для одного из важнейших финансовых центров мира. Его культовую башню 1980-х годов можно увидеть издалека. Как часть лондонского Сити, недавно возникшие здесь небоскребы выглядят так, как будто они не могут быть дальше от природы. Но даже этот абстрактный мир цен на акции, экзотических финансовых инструментов и перестрахования имеет корни, которые питаются миром природы.
В названии есть подсказка, потому что это было место, где на протяжении веков разгружали бананы и другие продукты с Канарских островов. Таким образом, раннее богатство этого экономического центра было основано на солнечном свете, вулканических почвах и облачных лесах.