Первым моим впечатлением от Терры был холод, леденящий, злой холод. Шероховатые руки извлекли меня из теплого и уютного места, где я плавал, как мне показалось, целую вечность. Я тут же выразил свое неудовольствие громким и удивительно визгливым голосом. Помня о своем обещании гидам, я старался выдержать эти неприятные ощущения, воспользовавшись некоторыми навыками терпения, которые получил на Арданисе, но это едва меня утешило.
Те же шероховатые руки стали обмывать меня теплой жидкостью и затем завернули в грубую ткань. Позже я узнал, что эта ткань, на самом деле, была тончайшим льняным бельем, но в тот момент она напоминала мне гравий с планеты Дел. Меня сразу накормили из мягкого и теплого источника, и питание, которое я получил, было приятным, хоть и немного горьковатым. Позже я узнал, что этот источник был грудью моей матери.
Первые дни моего существования были достаточно приятными: глубокий сладкий сон чередовался с короткими минутами холода и большого Дискомфорта. Когда я пробуждался, меня передавали с рук на руки, и хотя я не понимал языка людей, я чувствовал, что мое присутствие было источником большой радости для них. Если это и есть трудное существование, о котором говорили Джеремия и Джеуб, то позвольте мне навсегда остаться здесь — так говорил я себе с чувством удовлетворения.
Время шло, и я стал различать вокруг себя разных людей, и потихоньку начал понимать их язык. Моя мать была красивой женщиной с прелестными чертами, но у нее был ужасный характер. Она каждый день упрекала моего отца за его холодность к ней и длительные отлучки. Он никогда ей не отвечал, но мне нетрудно было прочитать на его усталом лице, каких усилий ему стоило не вступать с ней в пререкания.
Место, где я жил первые месяцы, было очень славным. Моя кровать была украшена золотом и всегда стояла на открытом воздухе по соседству с прекрасным бирюзовым морем. Женщины, ухаживавшие за мной, были нубийками, и их черная кожа замечательно контрастировала с белыми одеждами.
Сначала моя мать приходила ко мне два раза в день. Но затем она стала приходить все реже и реже и в конце концов появлялась лишь раз или два в неделю, и то на минутку. В это время я получал свою пищу от огромной женщины, у которой был ребенок еще меньше меня, которого она кормила лишь после того, как поем я. Возможно, из-за того, что пищи на двоих не хватало, ее ребенок был бледным и худым. Его мать никогда не жаловалась на такую явную несправедливость и продолжала приходить и кормить меня четыре раза в день. Однажды она пришла без своего ребенка, которого я с тех пор больше ни разу не видел. Я не знаю, умер этот ребенок или нет, но вскоре и сама женщина перестала приходить. Моей пищей стало коровье молоко, которое мне показалось гораздо вкуснее.
Периодически ко мне являлись Джеуб и Джеремия, которые телепатически напоминали мне о моей задаче на Терре. Они предупредили меня, что через некоторое время они больше не смогут приходить, что очень скоро начнет ощущаться влияние Терры, и я забуду изначальную причину моего нынешнего существования. Я должен был дать указание своему внутреннему Я безмолвно помнить их наставления, чтобы не утратить их окончательно.
Мое общение с гидами осуществлялось без помощи языка и было своего рода ментальным осмосом — взаимопроникновением наших душ. Не было надобности оформлять наши мысли в слова, так как они воспринимались моментально в момент их зарождения. На Терре же каждый говорит по своему, и мне нетрудно было заметить, что многое из того, что они говорили, не отражалось в их сердцах. Когда я спросил Джеуба, что это значит, он сказал мне, что такие разговоры называются ложью. Они не отзываются в душе, потому что фальшивы. К моему изумлению, он добавил, что ложь на Терре — обычное явление, потому что люди не доверяют друг другу. «Почему?» — спросил я. «Потому, что они думают только о себе, — ответил он, — и их единственный мотив — удовлетворить свои основные инстинкты и желания. В этом ужасная трагедия этой расы. Она называется эгоцентризмом. Ты должен стараться избегать его влияния, потому что он разрушает все, к чему прикасается».
Как и предсказывали Джеуб и Джеремия, как только я начал говорить на языке Терры и вступил в более активные взаимоотношения с окружающими, часть моего сознания начала понемногу угасать. Мир света, в котором обитали гиды, померк, и их голоса стали неслышны для меня. В одно прекрасное утро я проснулся, не помня ни о чем, кроме того, что я дитя Терры, полутора лет от роду. После этого моя жизнь усложнилась. Со мной рядом не было никого, кто объяснял бы мне странные вещи, которые я ежедневно наблюдал и слышал. Женщины, которые ухаживали за мной, заботились лишь о еде и о том, чтобы меня всегда окружали могущие заинтересовать меня предметы. Мне все время было скучно. Единственно счастливые моменты я переживал с отцом, который стал больше проявлять ко мне внимания, в то время как моя мать почти потеряла ко мне интерес.