Что происходит в тишине (сборник)

— Здравствуйте, Евгений Николаевич? — поздоровался Муратов и торопливо добавил: — Знаете, Дмитрий Иванович пропал…

— Как пропал? — не понял Евгений.

— Во время бури исчез куда-то. Мы всю территорию базы и даже окрестности обыскали — и никаких следов!

Новость была так неожиданна, что Курганов растерялся.

— Когда же вы видели его в последний раз? — спросил он наконец, начиная понемногу приходить в себя.

— Сегодня утром, — ответил Муратов. — А когда разразился ураган и мы все бросились спасать стеклянные перекрытия водонагревателей и сушилок, Дмитрия Ивановича среди нас не было.

— Куда же он мог деться? — спросил Евгений. — Есть у вас хоть какая-нибудь догадка?

— Положительно ничего не могу придумать, — ответил техник, и по мальчишескому веснушчатому лицу его видно было, что он встревожен не на шутку. — Уж не случилось ли с ним чего?…

Пока они разговаривали, к домику Астрова подошел инженер Гасан Назимов, смуглый молодой человек, учившийся вместе с Астровым в Энергетическом институте. На экспериментальной базе он занимался солнечными установками, получающими тепло низкого потенциала.

— Здравствуй, Женя, — протянул он руку Курганову. — Слыхал уже, что Митя пропал? Утром завтракали вместе, и вдруг как сквозь землю провалился! Мы его, правда, хватились уже после аврала, который был на базе во время урагана, но дядя Рустам уверяет, будто до урагана Митя не выходил из своего домика. Уйти же с базы во время бури, сам посуди, нелепо.

Назимов был контужен на фронте, и, когда нервничал, у него слегка подергивалась левая щека. Чтобы скрыть это, он медленными движениями ладони массировал лицо. Сегодня инженер почти не отнимал руки от щеки.

— Боюсь, не приключилось ли с ним чего серьезного, — продолжал Назимов, усаживаясь в плетеное кресло. — Уж очень Митя угрюм был в последние дни. А вчера на целый день уезжал куда-то. Он, правда, любил иногда выезжать в горы или соседние колхозы, но не делал никогда из этого секрета, а вчера почему-то не сказал мне, куда ездил.

— Странно… — задумчиво проговорил Евгений.

— Очень странно! — возбужденно повторил Назимов и усердно потер щеку. — Попробуй, Женя, расспросить дядю Рустама. Видишь, он радиомачту поправляет. Может быть, ему известно, куда ездил вчера Дмитрий.

И, не ожидая согласия Евгения, Назимов высунулся в окно и позвал коменданта базы.

Спустя несколько минут огромная фигура коменданта, прозванного за атлетическое сложение Пехлеваном (богатырем), с трудом втиснулась в окошко домика Астрова.

— Салам алейкум, Женя! — приветствовал Курганова дядя Рустам, называвший всех на базе, кроме начальника, по имени.

— Алейкас салам! — отозвался Евгений и спросил, не знает ли дядя Рустам, куда ездил вчера Астров.

— Не знаю, — ответил Рустам. — Утром оседлал я Мите Мюнаджима, а вечером принял его обратно. Ни Мюнаджим, ни Митя не сказали мне ни слова, куда ездили, — пошутил комендант.

Мюнаджимом, или Звездочетом, звали любимого коня Астрова, на котором он часто выезжал на прогулку в горы.

— Ты не шути, дядя Рустам, — серьезно заметил Евгений. — Митя ведь пропал куда-то.

— Знаю, — ответил Рустам и нахмурился. — Сам искал его по всей базе. Даже в соседних колхозах наводил справки. А вчера я удивился, что Митя не сказал, куда ездил. Даже на вопрос мой не ответил. Очень задумчивый был. Не расслышал, наверно, о чем я его спрашивал. Больше того тебе скажу: всю ночь не спал Митя. До утра огонь в его окне горел. Никогда раньше не сидел так поздно.

Все услышанное Кургановым от Муратова, Назимова и Рустама серьезно обеспокоило его, и он решил немедленно идти к Сарычеву.

Откровенный разговор

Было уже темно. В квартире Антона Кирилловича горел свет. Он писал что-то за своим огромным письменным столом, уставленным разными безделушками. Через окно Курганову было видно его сухое, узкое лицо, склонившееся над какой-то бумагой.

Евгений постучал в оконное стекло. Сарычев вздрогнул и, щуря близорукие глаза, стал всматриваться в темноту.

— Кто там? — спросил он. — А, это вы, Евгений Николаевич? Заходите.

Курганов вошел. Антон Кириллович предложил ему камышовое кресло и коротко спросил:

— По поводу Дмитрия Ивановича?

— Да, — ответил Евгений, все еще не садясь в предложенное кресло. — Что бы это могло значить, Антон Кириллович?

У Сарычева было бледное лицо, в глазах светился тревожный огонек.

— Ничего не могу понять… — растерянно проговорил он.

— Но все-таки, — настаивал Курганов, — есть же у вас какое-нибудь предположение? Он ваш ученик, так что вы лучше других должны его знать. Кроме того, в последние дни…

— Вот именно, в «последние дни»! — вспыхнул вдруг Сарычев. — Не результат ли это «последних дней»?

— Объясните яснее, — нахмурился Курганов, не совсем еще понимая мысль Сарычева, но уже догадываясь, к чему он клонит.

Антон Кириллович ответил не сразу. Помолчав, он произнес медленно, с трудом подбирая нужные слова:

— Я полагаю, что его сильно обидело решение комиссии. Совершеннейшей бестактностью было с их стороны заявить Дмитрию Ивановичу, что он занимается бесплодными экспериментами…