Что пропало

И теперь, за кухонным столом, глядя в пол, она думала так же. Слова Дэна были понятны, но для нее — лишены смысла. Она ощущала тупую глухую боль оттого, что разочаровала его. Она знала, что обязана ему. Он был единственным, кто всерьез волновался за нее, но она перестала видеть перспективу в своей жизни. Их разговор дал хотя бы один положительный результат: он вдохнул в Дэна силы. На другой день Дэн уволился и теперь, после долгих отсрочек, готовился к путешествию.

А Лиза с тех пор, как получила письмо Адриана, чувствовала, что все больше отстраняется от повседневной жизни. Она понимала, что надо это прекратить и задуматься о своих действиях, но не могла сосредоточиться ни на чем, кроме возможного возвращения брата.

Заполнив анкету, она заставила себя подумать об Эде, о договоре на квартиру, который им предстояло подписать на следующей неделе, о будущем, но кончилось тем, что она снова и снова разглядывала орнамент ковра и решала, не съесть ли ей бисквит. Застряла же она вот на чем: «Как я отношусь к Эду?» Оказалось, что она не знает ответа на этот вопрос.

Она знала, за что Дэн ненавидит Эда; он достаточно часто это объяснял. Причина номер один — Эд ленив. И хотя большинство людей в «Твоей музыке» ненавидели свою работу, трудились они в поте лица, потому что, если отлынивать, кто-то должен будет делать твою работу за тебя. Всякий раз, когда Лиза заговаривала с ним об этом, Эд поворачивал дело так, что она чувствовала себя корпоративной холуйкой, сросшейся с ролью администратора. Он говорил: «Мне не столько платят, чтобы надрываться», и Лиза была согласна, но знала, что остальные в таком же положении. Эд свою лень и эгоизм ухитрялся представить бунтарством: если бы все старались по минимуму, условия на работе изменились бы к лучшему. Всякий раз под конец этих дискуссий Лиза сама себе становилась противна, противна была позиция, с которой она вынуждена выступать, и в итоге возникало ощущение, что прав Эд, а она не права. Дома было то же самое. Эд предоставлял ей уборку, утверждая, что грязь ему не мешает. Он нарочито потешался над ее мелкобуржуазной страстью к чистой посуде. Как будто сам был выше таких пустяков, как будто сам был из другой среды.

Более общей причиной ненависти Дэна к Эду было то, как Эд подавал себя. Его манера пить «скотч со льдом» и объявлять об этом, к месту и не к месту цитировать Синатру, сентиментально жалеть себя, выпивши, и намекать на мрачные загадки в своем прошлом представлялась Дэну пошлой. Дэн говорил: «Он же из Солихалла, черт возьми. Какие там мрачные тайны в прошлом?» И Лиза, поначалу слегка заинтригованная этой загадочной личностью, была немного разочарована, обнаружив, что никакого удивительного прошлого у Эда нет. Зажиточные родители, миловидная сестра, благополучные пятерки в средней школе — и никаких темных тайн. И энтузиазм по поводу новой квартиры в лофте как-то не вязался с мрачной загадочностью.

Ей пришло в голову, что она относится к Эду так же, как к своей работе, — можно было бы назвать это апатичным приятием. Она подумала о том, как редко в валентинках встретишь слова «апатичный» и «приятие», и подумала, что, пожалуй, купила бы открыточку, если бы они немного расширили словарь. В связи с этими двумя словами вспомнился отец в своей всегдашней коричневой кофте с замшевыми заплатами на локтях. Он никогда не давал Лизе отеческих советов и наставлений, не убеждал не бросать фотографию, ни разу не сказал, что она заслуживает лучшей участи, чем гнить в торговом центре. Каждое разочарование он воспринимал так, словно и не ожидал ничего другого, и даже испытывал какое-то извращенное удовольствие от того, что оказался прав. Лиза поняла, как она теперь похожа на него.

*

— …и это была пятая. Шестая была в тысяча девятьсот девяносто пятом году, и она даже не знала, что подошел срок. Я запомнил ее, потому что была совсем молоденькая, я дал ей лет двенадцать, хотя оказалось — шестнадцать. С ней это случилось в «Поздравительных открытках», тогда они размещались в сорок седьмом отделе, а потом переехали в двести тридцать первый и теперь торгуют под вывеской «Счастливые дни». Я был там, когда он вылез на свет. Я все видел. У нее карманы были набиты крадеными подарками вроде заводных именных пирогов, пластиковых шампанских бутылочек для пузырьков и медвежонка с надписью «Алан» на животе. Я весь день за ней следил. Отцом оказался ее двоюродный брат, я знал его, потому что один раз сцапал, а ребенок, когда вылез, был копия его, и я подумал: скоро и с тобой увидимся, а? Буду ждать тебя. Ну, ждать, конечно, не пришлось, потому что ребенок был мертвый, а я сперва не понял. Мертворожденный и синий. Двоюродного, между прочим, звали Крейгом, не Аланом.

Потом был перерыв, года, кажется, три, дай-ка проверю…