Что пропало

6

Миссис Финнеган применила новаторский способ рассадки учеников в третьем классе. Не по алфавиту, как у мистера Гиббса; не «синий стол, красный стол…», как предпочитала миссис Кресс, и, конечно, не тот, о котором мечтали все ребята, — сидеть с другом (миссис Кресс назвала это предложение «диким»).

Нет, ее метод имел целью идеальное равновесие. Сумма способностей, озорства, запаха и шумливости у каждой пары должна быть, насколько возможно, одинакова по всему классу. Шумного ученика посадят с тихим, озорника — с ябедой.

Несомненно, миссис Финнеган стремилась посеять рознь и отчаяние — создать класс врагов и доносчиков. Многим, однако, ее система позволила иметь приятных соседей. Счастливое большинство не имело особых отличительных свойств и получало в пару таких же обыкновенных детей, иначе возникло бы опасное превосходство и неравновесие.

Но для немногих незаурядных учеников эта система была карательной. Кейт считалась способной, воспитанной, спокойной и чистой, и в награду за это ее посадили с Терезой Стентон.

В первый день их соседства Тереза повернулась к Кейт, сказала: «Смотри!» — и быстро проглотила пятипенсовик, после чего открыла рот и высунула язык, показывая, что ничего там нет. Кейт охнула и зарылась лицом в тетрадь, а Тереза несколько раз отвратительно рыгнула, и после одной, особенно мощной отрыжки пятипенсовик с силой исторгся из какой-то гадкой мокрой полости прямо на тетрадку Кейт.

Тереза появилась у них в начале весенней четверти, видимо, после того как ее исключили из предыдущей школы, и ее появление нарушило устойчивые отношения и иерархию, установившиеся еще в первом подготовительном классе. Прежде в классе была главная хулиганка, уступавшая только главному хулигану. Были также самые грязные мальчик и девочка и самые чудные мальчик и девочка… По любому показателю — озорству, шумности, драчливости — первенство всегда держали мальчики.

Теперь же эти бывшие чемпионы, озадаченные и растерянные, только наблюдали, как Тереза Стентон проходит мимо них первой к финишу. В каждом виде состязаний. Весь ранжир нуждался в пересмотре. С пятилетнего возраста все тридцать человек в классе привыкли думать, что хуже Имона Моргана вести себя вообще невозможно. Однажды, когда грозная миссис Финнеган вышла из класса за какими-то канцелярскими принадлежностями, Имон занял ее место перед классом, ужасно дерзко и правдоподобно спародировал ее, а потом под охи и крики двадцати девяти учеников написал на доске: «Сука». Когда миссис Финнеган вернулась в класс, Кейт подумала, что сейчас упадет в обморок от страха. Ни один из них не забудет этот долгий день страха, перекрестных допросов и угроз, закончившийся признанием Имона, спасавшего класс, и жуткой улыбкой учительницы.

В первый же день, заскучав на лекции миссис Финнеган об Уэльсе, Тереза с продолжительным и громким зевком, как будто не замечая, что все глаза в классе устремлены на нее, со стуком закинула учебники в парту, грохнула крышкой и спокойно вышла вон. Класс погрузился в хаос. Как у маленького племенного сообщества, чья космология рассыпалась с появлением коробки кукурузных хлопьев, этот поступок не укладывался в известный миропорядок класса. Вышла из школы? Утром их приводили в школу, вечером забирали, они просили разрешения сходить в туалет, играли в предписанных частях игровой площадки, ходили всегда по левой стороне. Школа была сложной сетью невидимых силовых полей и границ. Как она могла переступить границу, которой до сих пор никто даже не видел? В последующие дни Тереза обрушивала на третий начальный одну оглушительную бомбу за другой, и самой большой, вероятно, было ее полное невнимание к гневу миссис Финнеган.

Впервые попав на урок к миссис Финнеган, Кейт приняла крайне трудное решение: описаться, но только не попроситься у нее в туалет. К этому решению она была подготовлена пятью годами яростных воплей миссис Финнеган, разносившихся по коридорам. И, попав на ее уроки, столкнувшись непосредственно с ее психопатическим характером, Кейт нисколько не поколебалась в своем решении. Классу это было трудно понять, но миссис Финнеган, кажется, в самом деле презирала их — всех до одного. Все, что она говорила, было приправлено мрачным, едким сарказмом. Каждый день она говорила: «Доброе утро, дети», — и в это простое приветствие умудрялась вложить столько оттенков смысла, издевки и злости, что Кейт чуть не тошнило. Жестокий юмор — вот на что обычно рассчитывал и надеялся класс, ибо во всех остальных случаях миссис Финнеган выходила из себя. Одной громкости ее крика было достаточно для того, чтобы схватило живот, злость была такая, какую редко почувствуешь вне дома, — а иногда она сопровождалась и насилием. Когда скинхедская стрижка Джона Фицпатрика не позволила миссис Финнеган дернуть его за волосы, она просто ударила его кулаком.