Что рассказал убитый

– Чуете, тепло идет от него, – сказал Володька.

– Ага… бежим, – резко выдохнул Лысый, и… шар исчез! Вот он был, и в следующую секунду его уже не было… Будто кто выключил… Не было ни звука, ни взрыва, ничего…

Мы так и сели, где кто стоял. Будто из нас какой-то стержень нервный выдернули.

– Первый раз вижу шаровую молнию, – выдохнул Володька и повалился спиной на теплый песок. – Вот страх-то! Ужость прямо, – добавил он, и ребята его поддержали. Все ребята, как выяснилось из их коротких реплик, испытали при виде шаровой молнии абсолютно беспричинный страх. Лысый сказал, что, глядя на молнию, он окаменевал от страха. А вот я страха не испытывал, не было страха. У меня было отчетливое чувство, что это именно шар смотрел на меня – пристально и с угрозой. И как только он исчез, исчезло и это чувство взгляда.

На гитаре мы больше в этот вечер не играли. Пока обсуждали происшествие, она, всеми забытая, сиротливо лежала на песке. Впрочем, длилось это недолго – крупные, редкие и тяжелые капли дождя живенько загнали нас под крышу леса. Вскоре дождь разошелся вовсю, и мы все-таки пошли спать. Костер и в этот раз не удался! Уже в палатке, засыпая под шорох дождя, я вспомнил, что опять так ничего никому и не рассказал.

Глава 9. И ветер воли дул в лицо

И все вокруг – все – цвета янтаря.

За много верст, далеко на востоке

Неспешно гаснет месяц круторогий

И ало разгорается заря.

Михаил Величко

Утро был никаким. Вернее, вместо утра была сплошная серая масса густого и непроницаемого тумана. Туманища, вернее сказать! Уже с трех метров ничего не было видно. Даже костер, который запалил папа еще до нашего подъема, с десятка метров различался как слабо-светлое размытое пятно.

– Ребята, ребята, – папин голос звучал очень глухо и тихо, – делаем так: пока вода закипает и заваривается чай, быстренько снимаем палатку, упаковываем вещи и загружаем плот. На все про все – ровно полчаса! Чай пьем уже на плоту. Все, шевелись, золотая рота!

– А завтракать, дядя Миша? – обиженно надув губы-вареники, спросил Махрыч.

– Потерпите. Сначала плывем. Чай пьем на ходу. Прояснится – причаливаем. Варим. Завтракаем. Заодно и обедаем. Причем варим – на берегу, а все остальное – на плоту! Плывем. Долго, до темноты. Нам сегодня надо плыть не менее 14 часов, чтобы уложиться в график. Как поняли, сэры Обжоры?

– Да поняли, поняли… че тут не понять… концлагерь какой-то, а не отдых детей на природе, – вразнобой прокомментировали мы и взялись за дело.

– Р-р-р-азговрчики! Шевелись… деточки! – рявкнул папа, и мы забегали как наскипидаренные.

В общем, в требуемый срок уложились. Могли бы и раньше, но минут десять убили на прочесывание берега в поисках чехла от гитары, от души разругав при этом и гитариста, и злосчастный туман. Кстати, чехол мы обнаружили позже, когда причалили варить завтрако-обед. Он лежал в самом низу, под всеми рюкзаками. Ох и повыясняли же мы, кто его туда положил…

Так вот, мы плыли часа полтора, а то и два. Было сыро и холодно. Все под штормовки поддели свитера и все равно сидели как нахохлившиеся и мокрые вороны. Плот крутило на неспешном течении, и мы изредка отталкивались от берега или скал шестами – благо течение было небыстрым. Володька один раз взялся было за гитару и, потеребив струны минут десять, спел:

– Все перекаты да перекаты, послать бы вас по адресу, на это место уж нету карты, плывем вперед по абрису…

Однако голос в тумане не звучал, и Вовкин порыв никто не подхватил. Так мы и плыли, изредка перебрасываясь короткими репликами. Ну а кончился туман как-то вдруг. Не постепенно рассеиваясь, а неожиданно! Мы будто проломили невидимую границу между мирами и попали под долгожданные и яркие лучи утреннего солнца. Вокруг по берегам реки заблистала под яркими лучами солнца тайга, от быстро подсыхающих бревен плота стал подниматься легкий парок.

– Ребята, причаливаем на завтрак! – скомандовал папа.

Совместными усилиями еду и чай приготовили очень быстро и менее чем через час вновь отдались на волю волн. Пока завтракали, наш плот вплыл в «тиши». Это место с очень медленным течением и очень большими глубинами – порядка десяти метров – у скал, что «росли» вверх прямо из воды на 15–20 метров. Мы все сидели в одних плавках и допивали последний чай. Вдруг Папа сказал, показывая рукой вверх:

– Гляньте, ребятки, какой красавец нас посетил!