Что рассказал убитый

— Слушай, Толян, какие кулаки, почему спасли? Что за бред ты несешь? Ничего не понимаю!

— Прости! Я, кажется, с середины начал. — И, помолчав, Толя Перцев стал рассказывать:

— Я, как ты помнишь, приехал работать сюда на год позже тебя. Приехал работать гинекологом, леший забодай эту гинекологию! Поработал я с годик и уехал в другой город — не очень большой, но все-таки чуть поболе нашей дыры. А уехал потому, что там умерла моя бабушка, а свою квартиру оставила мне. Вот я и поехал. В больничный коллектив влился легко — мужиков там почти не было.

Примерно через год работы я стал встречаться с девушкой. Она была на пять лет младше. У нас с Евой — да, да, именно так ее и звали! — складывалось все хорошо. Сначала встречались как друзья, потом, как тогда в песне пелось, вдруг возникла эта самая любовь… — И Перчик надолго замолчал. Впрочем, Огурцов его не торопил и молча ждал продолжения.

— Ну, а дальше-то что было? — все-таки не вытерпев, напомнил о себе Огурцов.

— Дальше? Дальше я Еву убил.

Огурцов даже сморщился от этих слов:

— Кончай, Перец, — убил, убил… Или рассказывай, или… не рассказывай!

— А что рассказывать. У Евы — моей жены — на 14-15-й неделе беременности случилась преждевременная отслойка плаценты и, соответственно, кровотечение. Другого гинеколога не было, и на абразию пришлось идти мне. Представь, Дима: мне, будущему отцу ребенка, предстояло его убить при аборте, чтобы спасти его мать и мою жену. Но я не только этого не мог сделать, но я еще и оказался безруким козлом с копытами вместо рук. Я умудрился не только ребенка… Но я и мать не то что не спас, а наоборот, погубил: сделал перфорацию стенки матки с повреждением крупного кровеносного сосуда. И она, моя Ева, ушла вслед за нашим ребенком…

— Вот те раз, — сказал Огурцов. — Прости, Толя… Мои искренние соболезнования. — И, немного подумав, сказал: — У меня и правда ничего спиртного нет. Может, схожу к соседке снизу? Она водочкой приторговывает…

— А простого… спирта нет? Нашего, медицинского?

— Уж чего-чего, а этого добра… — И Огурцов полез куда-то за шкафы.

— Вот, — сказал Огурцов, ставя на стол запыленную двухлитровую банку с «им, родимым». — Ну а что дальше-то было? Ведь за перфорацию стенки матки по головке врача всяко-разно не погладят, — спросил Огурцов, трудясь над закуской.

— А вот что было дальше, я не знаю. Вернее, не помню. Мне просто потом рассказали.

— В смысле? Как это не помнишь?

— А очень просто. Я в два ночи вышел из гинекологии. А со мной шел капитан милиции — он опрашивал в хирургическом отделении какого-то потерпевшего. И на меня набросились мужики, что стояли под окнами роддома. Их было человек пять-шесть, и пришли они к жене одного из них, что только что родила.

— Так, а ты здесь при чем?

— В общем-то ни при чем. В нашем городке тогда орудовал маньяк — это еще года за два до моего приезда. За это время он убил и изнасиловал несколько женщин. И вот когда на каталке санитарки покатили тр… тело моей Евы в морг, одна дура возьми да ляпни мужикам — вот мол, жертву маньяка везут в морг, а его самого сейчас менты выведут. Она-то сказанула это не подумавши, вообще не подозревая о присутствии в отделении милиционера. Вот когда мужики увидели меня с капитаном, то подумали, что я и есть тот самый маньяк, накинулись и так измордовали, что… Кстати, и капитану досталось прилично. Я без малого месяц в хирургии тогда пролежал — три дня без сознания, — и мою Еву хоронили без меня.

— Уголовного дела не возбуждали?

— Возбуждали, но через пару месяцев прикрыли. Я даже не знаю почему. Мне было все равно… И какой срок влепят, и вообще… Пойми меня… — сказал уныло Перчик и хватанул по второму.

Они некоторое время сидели молча. Сказать, что попивали спирт, — это было бы неправда. Все ж в такую духоту спирт — это явное извращение: так, пару раз лизнули. Просто сидели и думали каждый о своем. Огурцов — о той глубине эмоций и страданий, что пришлось перенести Перчику, и о том, что сегодня он этой болью поделился с ним. И еще Огурцов подумал, что острота боли у Перцева не притупилась и что сегодня он не смог с ней остаться наедине…

— По-моему, «уазик» во двор заехал. Не за тобой ли? — нарушив тишину комнаты, сказал, прислушиваясь к чему-то, Перцев.

— Все могет быть, — меланхолично ответил Огурцов. — Шмазик-«уазик»… — И тут же его меланхоличную речь прервала пара коротких звонков во входную дверь.

Огурцов быстро ее открыл и тут же порадовался тому, что заблаговременно надел штанцы: на площадке стояла следователь Неделина. Она вошла и, увидев Перцева, сказала:

— Толя, мои соболезнования. Самые искренние… Прими!

— А ты откуда…

— Так я же следователь. Я давно знала об этом, только молчала. Дима, собирайся, — повернувшись к Огурцову, сказала она. — У нас убийство.

— Где труп?

— В парке у речки… там, где заросли кустарника.

Огурцов стал натягивать одежду, разыскивать чемоданчик дежурного эксперта и, видя, что Перчик не одевается, вопросительно глянул на него.

— Если ты не против, посижу один. Так лучше думается. Не против?