Что сердцу дорого

— Выключай ток! — во всю силу своих легких крикнул Вадим. — Выключай! — И сам, подскочив к пульту, дернул рубильник.

Саша смотрел на него с недоумением, но Андрей, более опытный, уже все понял и кинулся помогать Вадиму. У них в бригаде никогда еще не было такого случая, но Петр Антонович не раз предупреждал об осторожности. Сегодня они забыли об этом. Вадим, заторопившись к Соне, не проверил обмазку, а Андрей осмотрел ее невнимательно.

Все личные неприятности мгновенно вылетели у Вадима из головы. Сознавая опасность, он как-то сразу подобрался, уверенно включил подъемник. Печь медленно — Вадиму показалось, что необычно, невыносимо медленно — стала крениться. Наконец металл вязкой, ярко-алой лентой заструился в яму, расположенную под печью.

Когда через несколько минут подошел мастер, все было кончено. В яме остывал «козел», печь была пуста, и только в ее футеровке, словно ранка, краснела небольшая воронка.

Вадим вдруг почувствовал, как сильно устал. Раскаленное нутро печи понемногу меркло, и вместе с ним как-то угасали все волнения этого утра, уступая место страшной усталости и ощущению пустоты в сердце.

— Что же это вы, а?

Мастер вдруг грубо выругался, поразив литейщиков: никто не слышал от него прежде бранных слов, да и молодежи он не давал сквернословить.

— Ничего ведь не случилось, Петр Антонович, — тщетно пытался успокоить его Вадим.

— Выходит, нельзя на вас положиться? — распалялся Нилов. — За всем сам досмотри, во всякую дырку сам лезь. Да понимаете ли вы, с чем имеете дело? Это вам не болванка — где ни брось, все ладно. Это жидкий металл! Огонь!

Мастер глубоко вздохнул и вдруг схватился рукой за грудь.

— Вы отойдите, Петр Антонович, тут жарко, — сказал Вадим, заметивший меловую бледность его лица.

— Работаешь… на таком… деле ответственном… — с расстановкой, через силу проговорил мастер.

— Ошибся, Петр Антонович… Печь не проверил перед загрузкой.

— Смотри, Егоров, если еще раз…

— Больше не повторится, Петр Антонович. Честно говорю, — уверял Вадим.

Стуча молотками по ломикам, литейщики выбивали негодную футеровку печи. Сейчас они сделают новую, и даже места не найдешь, где была эта злополучная воронка. Вот если бы можно было так же просто и в сердце уничтожить эту горечь, эту боль, забыть все, о чем недавно, еще вчера, мечтал, на что надеялся, чем жил…

23

Один… Все было, как прежде: Вадим работал, потом сдал смену, вымылся под душем, зашел в столовую. Только теперь он был один, и к этому надо было привыкнуть.

Соня больше не ждала его, чтобы идти в кино или гулять по городу. Не надо искать комнату — напрасно он поспешил с задатком. Нельзя мечтать о том, как они заживут после свадьбы. Свадьбы не будет.

— Ты в общежитие, Вадим? — спросил его в столовой Сашка Большов.

— Куда же еще?

— Слушай, брось ты так переживать из-за этой аварии. Все же обошлось. А на тебя глядеть жалко.

— Не гляди, если противно.

— Опять ершишься. Я ведь не так сказал. Ты лучше послушай. У меня ценная инициатива есть, хотел разделить с тобой, а ты…

— Ладно, дели, — разрешил Вадим.

«Нет, он какой-то чумовой сегодня», — подумал Сашка, глядя на осунувшееся лицо Вадима.

Сашка чувствовал, что выбрал не совсем удачный момент для разговора, лучше бы, пожалуй, оставить Вадима в покое, но все же попытался отвлечь его от мрачных дум.

— Я насчет карнавала. Скоро новый год, ты не забыл? Давай так: ты оденешься Дон-Кихотом, а я — Санчо Пансой. Здорово, а?

Вадим сидел неподвижно, уставившись на Сашку непонимающими глазами.

— Нет, серьезно, Вадим. Ты длинный и тощий, а я коротенький и… ну, не толстый, но я оденусь так…

— Не нужно быть длинным и толстым, — желчно проговорил Вадим. — Нужно быть сволочью, чтобы тебя любили.

— Ты что, выпил? — недоумевающе спросил Сашка. — Когда успел?

— Я не выпил. Но я бы… Сейчас куплю пол-литра, разопьем с тобой. Ладно?

— Нет, — твердо сказал Сашка. — Не могу.

— Любки боишься, — догадался Вадим. — Дурак.

Сашка обиделся, первым поднялся из-за стола. Молча вышли из столовой, молча прошагали полдороги до общежития. И тут Сашка не выдержал, решил кое-что объяснить.

— Я не боюсь, — заявил он. — А если я дал слово, то держу. Из-за рюмки свое счастье терять не хочу.

— Так без рюмки потеряешь, — предсказал Вадим.

На этот раз Сашка не стал даже возражать, понял, что Вадим просто зол. И вряд ли тут виновата только авария на участке.

— С Соней не поладил, что ли?

— Наоборот. Скоро свадьба. Я уже комнату нашел.

Вадим сам не знал, зачем он это говорил. Комнату! Заречная, 32. Олух. Дон-Кихот. Пока искал комнату, потерял невесту.

— Куда же ты, Вадим?

— Как куда? К ней. К Соне. Разве не знаешь, что мы с ней каждый вечер встречаемся?

Вадим стремительно шагал к трамвайной остановке. Сашка смотрел ему вслед, размышляя, не догнать ли. Непонятный сегодня был Вадим. Говорит о свадьбе, а тон такой, будто его собираются женить на ненавистной уродке. К трамваю ринулся с видом человека, который решил утопиться от несчастной любви. Нет, что-то с ним неладно.

Уразумев это, Сашка кинулся к Вадиму, но как раз подошел трамвай, и Сашка не успел. Вадим уехал.