– Может, ты и храбрый парень, но самолеты кто-то должен делать. Ты их чувствуешь.
– Я не говорю, что я не буду их делать, но летать я должен уметь.
– Ладно, генерал отпустит, заезжай, только порядок во всем должен быть. За самоволку и от него, и от меня получишь.
– Мы тебя, Кох, ведь и в угол поставить можем, так и знай, – сказал кто-то еще. – Так что уезжай скорее, конструктор.
– Можно я рано утром завтра приеду?
– Не проснешься, кошмары замучают.
– Можно я самолет все-таки посмотрю?
– А что еще тебе можно? Может, ему уже можно и полетать?
Смех над мертвым телом прозвучал для Коха странно. Он всё-таки не мог отделаться от чувства, что разбился он сам.
Кох подошел к самолету, как доктор больного долго рассматривал швы, сочленения, выстукивал раму. Нет, это все никуда не годилось, это, действительно, машина смерти. Мысли роем носились в горячем мозгу Коха, кто-то опять хлопнул его по больному плечу. Кох обернулся.
– Пей, – человек, грозивший поставить Коха в угол, протягивал железную кружку, – раз уж приехал, помяни Эрнста, это был настоящий пилот. Летал на самых первых деревяшках и черти его не брали, а сегодня вдруг как ветром сдуло.
Кох взял кружку, выпил залпом и выронил кружку на землю, все обожгло внутри.
– Ты что, не разбавил? Спятил? Дайте ему воды! – закричал начальник аэродрома, но все только хохотали.
Кох глотнул воды, все равно сильно жгло. Такая шутка. Кох подошел к тому, кто потянул ему кружку, отвел от своего лица правую руку (левая так и висела безвольной плетью), отвел, расслабил, вспоминая краткую абелевскую науку, всего себя выдохнул в эту отяжелевшую кисть, и без особого размаха ударил в хохочущую физиономию. Летчик навзничь полетел в траву. Стало тихо.
– Неплохо, – сказал начальник аэродрома. – Не будете над новичками издеваться, правильно, Кох. До Корпуса доедешь?
– Доеду.
Кох подошел к упавшему, который почему-то заколебался в своем решении немедленно ответить Коху.
– Всё? – спросил Кох. – Не ржи тут, как конь, а то хвост свой заглотишь…
Кох сам не понял, почему и как он мог такое сказать. Он таких оборотов не употреблял никогда, даже голос это был не совсем его, какой-то низкий и с хрипотцой. Летчик прямо сидя пополз от него. Кох пошел к машине, ему было совсем плохо. Начальник аэродрома схватил Коха за левое плечо.
– Эй, парень, ты что такое сказал?
– Что я сказал?
– Кох, но это слова, это голос Эрнста. Ты что, знал его? Но как ты смеешь, дурак, изображать погибшего?
– Я ничего не изображаю. Это, конечно, ужасно смешно – для веселья сжечь мне всю глотку и тоже священным именем вашего Эрнста. Еще раз увижу этого… на аэродроме – всю траву, что здесь растёт, ему в пасть засуну.
– Ладно, Кох, заживет. Извини.
– Ну и летайте на вашем деревянном дерьме. Посмотрим, кто дальше улетит.
– Кох!.. Аланду не говори… Приезжай завтра, у нас с утра полеты.
– Пляшите сами вокруг своей единственной деревянной лошадки, а я найду, чем заняться.
– Ты как разговариваешь?
– А как с вами еще можно разговаривать?
Кох пошел к машине. Руку на руль не закинуть, в голове быстро нарастал отвратительный гул.
Кох пробовал продышаться, правой рукой закинул левую на руль, на малой скорости проехал вперед, развернулся, отъехал от аэродрома, пошарил в бардачке, вспомнив, что у Аланда там лежала какая-то фляга, глотнул осторожно и, ощутив опять что-то спиртное, вывалился из машины, его вывернуло, но стало легче. Кох отошел и лег на траву. Впереди было какое-то болотце, вода прозрачная. Кох прямо через рукав напился, думал, что теперь сможет сесть в машину и вернуться в Корпус, но земля странно закачалась под ним, он снова лег, его продолжало раскачивать, как в каком-то безумном полете, словно он ложился то на правое, то на левое крыло и никак не мог остановиться.
Скорее бы Аланд приехал. Что он скажет Аланду, он не знает, ему ничего и не надо говорить, только бы приехал.
Кох встал, смотреть вниз было странно, словно он видит землю из самолета, не земля, а топографическая карта. Не трава, а деревья, не камни – дома, не муравьи, а колонна автомобилей. Много-много автомобилей, их на всей земле столько нет. Куда они едут вереницами? Кох тер лицо, пытаясь отогнать от себя вспыхивающие со всех сторон светящиеся точки. Земля рванулась к нему, и он потерял сознание.